Просто подумлаось, что вдохновение - странная штука. То вдаривает тебя трехтонной хреновиной по голове, что гудит все, звенит и пляшет перед глазами. То накатывает медленно текущей, вязкой, золотисто-какой-то-непонятной патокой, и ты ощущаешь, как это медленно приближается, заполняет и долго не отпускает.
Автор: Kira Stain Фэндом: Dragon Age Основные персонажи: ж!Хоук, Фенрис (Лето), Варрик Тетрас, ж!Лавеллан Пэйринг или персонажи: Фенрис/ж!Хоук Рейтинг: R Жанры: Гет, Ангст, Драма, Фэнтези Статус: закончен
Описание: Хоук выбралась из Тени и вернулась в Скайхолд, куда некоторое время спустя прибывает более чем злой Фенрис.
Публикация на других ресурсах: Запрещена
Примечания автора: Не совсем мой канон (Хоук! Оставить! В Тени!) (Спасибо, спасибо, что у меня Алистер - король. Спасибо, что мне не пришлось выбирать между им и Хоук, я б с ума сошла)
читать дальше - Приближается чужак! - раздается крик часового на башне. Лейтенант отрывается от своих бумаг, поднимаясь на ноги и подходя к рядовому, что поднял тревогу. Снежные горы окрасились в ярко-оранжевый в свете заходящего за вершины солнца, в долине же и вовсе давно сгущались вечерние сумерки, и лейтенанту пришлось прищуриться и сильно напрячь зрение, вглядываясь в приближающуюся точку, на которую указывал встревоженный младший по званию. Патрули должны вернуться еще не скоро, тогда кто? Рассмотреть удавалось едва ли, но это был, определенно, не солдат Инквизиции. Одинокая фигура на лошади, что с максимально возможной, даже опасной для узкой горной тропы скоростью поднималась к мосту через пропасть. Больше всего настораживало, что от всадника исходило яркое голубое свечение. Лейтенант видел такое впервые — раньше ему попадалось только красное болезненное лириумное сияние одурманенных и свихнувшихся храмовников. Конечно, вряд ли это был вражеский агент — какой безумец пойдет в одиночку в цитадель Инквизиции с дурными намерениями, да еще и столь открыто, по тропе? Через какое-то время более острый глаз часового позволил рассмотреть чужака лучше. - Это эльф, лейтенант. Вооружен двуручником. Старший по званию тяжело вздохнул. Он до последнего надеялся, что ошибся в своих подозрениях. Все сходилось. Эльф, вооруженный двуручным мечом, «скорее всего, будет жутко светиться голубым». Его предупреждали о таком возможном госте, и мессир Тетрас дал ясно понять, что это был «далеко не самый простой союзник Инквизиции, и лучше бы вам, ребятки, пропустить его, убежать подальше и не высовываться пару дней». - Отставить тревогу и пропустить. И срочно доложите Тетрасу, Инквизитору и Защитнице. - Есть, сэр.
***
Хоук бежала вниз по ступеням во внутренний двор, слыша легкие шаги Инквизитора, что спешила за ней следом. Сердце билось как сумасшедшее с того самого момента, как в покои Инквизитора, где они обсуждали ее спасение из Тени и все произошедшие там события, битву в крепости Адамант и будущее ордена Серых Стражей, ворвался запыхавшийся и тяжело дышащий солдат и с трудом выдавил из себя: «Там... ваш гость... эльф!» Хоук, кажется, уронила свое кресло, когда тут же рванула к лестнице, но было наплевать. «Он здесь». Варрик наверняка в Главном Зале и будет ближе... О нет. Хоук слишком хорошо знала его, чтобы не беспокоиться. И оказалась права. Выбежав во внутренний двор, они застыли от вида раскинувшейся внизу картины. Высокий эльф, закутанный в теплый черный плащ, подбитый мехом, и в полном, как могла разглядеть Хоук, боевом облачении, на их глазах схватил Варрика за шею, поднял над землей и с силой вбил в каменную стену лестницы. Послышался глухой удар и болезненный стон. - Он же убьет его! - прошипела Лавеллан, приходя в себя и, перепрыгивая через ступеньку, побежала вниз. Хоук же, испуганная, но завороженная и забывшая дышать, замерла и не могла отвести взгляд. - Я доверил тебе ее, гном! Ты обещал ее защищать, и я поверил тебе! - лириумные линии по всему телу Фенриса ярко сияли в полумраке, воцарившемся во дворе крепости, и эта картина притягивала к себе взгляд, гипнотизировала... ...и пугала до первобытного, животного ужаса одновременно. «Создатель, он же его убьет». От осознания этой мысли и страха за Варрика наваждение спало столь же быстро, как появилось, и Хоук просто спрыгнула с лестницы вниз, не обращая внимания на острую боль, пронзившую ноги при приземлении.
Солдаты, что, видно, до этого тренировались рядом на площадке, собрались полукругом, окружая эльфа, и обнажили мечи, но не двигались, завидев Инквизитора и ожидая от нее команд или же опасаясь опрометчивыми действиями только усугубить ситуацию — все же эльф врагом не был. И им же лучше. Хоук прекрасно помнила, что случалось с такими же ребятами, которым не повезло оказаться охраной очередного работорговца или кем-то в этом роде. - Она жива, Фенрис, она здесь! - хрипел Варрик, пытаясь ослабить хватку руки в металлической перчатке, сжимавшей его шею, но эльф, словно не замечая этих движений, размахнулся и с новой силой вбил того в камень. На землю посыпалась мелкая каменная крошка. - Фенрис! - крикнула в ужасе Хоук, слыша уже не крик даже, а сип Варрика, но ее не услышали. - Твое счастье, иначе ты был бы уже мертв! Она могла умереть там! Она могла не выбраться! Ты клялся мне в своих гребаных письмах, что не подпустишь ее к такому, что она будет просто советником! Почему ты ее отпустил туда?! - Будто ты не знаешь, что Хоук не слушает никого, особенно если ее просят не соваться в очередное дерьмо! - Тогда какого... Хоук растолкала солдат, прорываясь в центр круга, и снова закричала: - Фенрис, остановись! И в этот раз была услышана. Эльф так и застыл, невольно разжав руку. Варрик рухнул на землю, заходясь в судорожном кашле и держась за свою шею.
- Почему вы его не схватили?! - Лавеллан тем временем оставалась чуть в стороне. - Мы пытались, Инквизитор, но он тут же выбил из строя троих, а еще четверых ранил еще у ворот, - сообщил один из солдат. Лавеллан поморщилась. - Срочно доставьте всех лекарям. Сильные раны? - Надеемся, что без угрозы для жизни, но точно ничего сказать не можем. Он... - солдат виновато и будто смущенно посмотрел на нее. - Он будто пробивал их своей светящейся рукой насквозь. Я бы сам и не поверил, но я видел... Лавеллан тяжело вздохнула и устало потерла переносицу, искоса глядя на пробившуюся, наконец, к эльфу Хоук. - Я поняла. Пусть лекари отчитываются мне о состоянии. - Есть, Инквизитор. Долийка кивнула. - Теперь вы, пустите меня к ним.
Фигура в плаще медленно поворачивалась к ней. Было невозможно разглядеть его лица из-за ослепляющего света лириума, что пылал по всему его телу, просвечивал насквозь, обращая в того самого «лириумного призрака». Призрака, который стал жуткой легендой Киркволла. Фенрис смотрел на нее, она чувствовала. Смотрел и не шевелился, даже, казалось, не дышал. Она много раз видела лириумного призрака на поле боя, восхищалась им, но всегда была союзником. Смотрела как на союзника. Никогда она не встречала его как противника. И Хоук поняла, что никогда в своей жизни еще так не боялась кого-то. Признаться, она иначе представляла их с Фенрисом встречу. Ложь. Она не могла ожидать чего-то другого, бросив его одного. - Ты, - прошипел он вдруг, делая резкий шаг вперед, но тут путь ему все же преградил солдат, который, видно, не услышал приказа Инквизитора не вмешиваться и решил было заступиться. Хоук попыталась крикнуть, но было поздно - Фенрис с нечеловеческой скоростью схватил атаковавшего и, вывернув его руку за спину и с характерным звуком явно выбив сустав, сильным ударом ноги отбросил его, закричавшего от резкой боли, обратно в толпу. - Прекрати калечить моих солдат! - крикнула Лавеллан. - Инквизитор, не стоит... - нет-нет-нет, она же просила не влезать, будет только... Но Фенрис уже повернулся к долийке. - Заткнись, - прорычал он, с явной угрозой делая шаг в сторону Лавеллан. - Это все ты виновата, демонова тварь, ты и твоя паршивая Инквизиция, - еще шаг, и Инквизитора быстро окружили стоявшие рядом солдаты, наставив на эльфа мечи, но Фенриса это едва могло остановить. Схватив острие одного из мечей призрачной рукой, он резко дернул оружие на себя, выбивая противника из равновесия, выдирая меч из его рук и отбрасывая в сторону, одним ударом в солнечное сплетение выбивает из солдата весь дух, и тот без сознания падает на землю. Другой солдат испуганно дернулся в сторону, третий, к чести последнего, только сжал зубы, но остался на месте. Хоук рванулась вперед, хватая было Фенриса за локоть в попытке остановить, но тот резко вырвал руку из ее хватки, даже не оборачиваясь. Солдат, воспользовавшись заминкой, замахнулся было для атаки, но эльф тут же вытащил из-за спины собственный двуручник, отбивая атаку с такой силой, что оружие просто вылетело из рук рядового, и тот зашипел от боли в руках, от удара пошатнувшись и упав на колени. Хоук прошиб холодный пот. У Лавеллан не было своего оружия в руках, а Фенрис надвигался прямо на нее. И меч обратно он не убрал. - Кто тебе давал право оставлять ее там, кто?! Ты бог?! Я плевал на твой статус Вестницы или как тебя зовут твои фанатики, плевать, что ты там пытаешься спасти, ты не имела права играть в ваших долийских божеств и решать, кому жить, а кому нет! - Остановись ты наконец! - рявкнула Хоук. - Они все тут не при чем! Создатель, ты тронул Варрика, Фенрис, ты чем думаешь?! - Тем, что происходило со мной все это время, Хоук! - рычал эльф, обвинительным жестом показывая на нее. - Знаешь ли, по некоторым причинам я не очень способен мыслить здраво. - Так говори со мной, а не вреди невиновным! - О, на счет невиновности... Ей казалось, что ярость, исходящую от Фенриса, можно потрогать рукой. - Я сделала то, что считала нужным, чтобы спасти большинство, - холодно проговорила Лавеллан, смотря прямо на эльфа. Нет. Фенрис отреагировал мгновенно. Вспыхнув с новой силой, он отвел руку с мечом назад. Хоук с ужасом узнала движения, которые видела так много раз, сражаясь с ним рядом. Ей едва хватило собственной скорости, чтобы оказаться ровно между ними в тот момент, когда ее грудную клетку будто пронзил насквозь огромным ледяной шип. Хоук застыла, потеряв всякую способность дышать или контролировать движения, и с трудом опустила голову, будто со стороны наблюдая призрачную руку, что исчезала в ее теле. Внутренности будто сковало льдом, раздирая на осколки. Боль была настолько кошмарной, что Хоук сквозь нее не могла ничего слышать, а цветная пелена перед глазами почти лишила зрения. Она столько раз видела это со стороны, видела агонию на лицах тех, чьи сердца в следующую секунду были разодраны в клочья. Но Хоук никогда не думала, что ей придется ощутить это на себе. Этот миг, признаться, показался ей вечностью, хотя мозг пытался понять, что длилось все всего мгновение, и в следующую секунду Хоук сквозь туман уже видела, как Фенрис отдирает руку назад, с ужасом смотря на нее. Агонизирующая боль пропала, и Хоук от внезапно накатившего бессилия рухнула на колени, подхваченная тут же руками в металлических перчатках. Пелена перед глазами постепенно спадала, и Хоук видела, как лириумные линии то потухали вовсе, то вспыхивали вновь, с головой выдавая состояние Фенриса. - Пойдем ко мне и не будем устраивать спектакль для всей Инквизиции, - едва слышно прошептала Хоук, пытаясь восстановить дыхание. Эльф заскрипел зубами, делая глубокие вдохи и явно пытаясь хоть немного успокоиться. Получалось, как видела Хоук, более чем плохо. - Где ее покои? - слышала она как сквозь толщу воды вопрос, адресованный кому-то, и закрыла глаза, чувствуя, как ее легко поднимают на руки и несут куда-то, и пытаясь прийти в себя. Остатки иронии пытались пошутить про «а она хотела оказаться у него на руках при немного иных обстоятельствах». Поднимались в ее покои они молча, и Хоук, не желая открывать глаза и вновь видеть злость на его лице, могла только чувствовать холод металла его брони и слышать тихое дыхание. Можно было почти убедить себя, что ругаться больше он не будет. - Твой меч... - Остался во дворе, - грубо оборвал он. - Потом заберу. - Привет, что ли, тогда. Ответа не последовало. Они остановились, и Хоук услышала, как кто-то, шедший с ними, толкнул дверь. Пара шагов, и ее кладут на кровать. Невольно отметив аккуратность движений, Хоук не могла удержаться от легкой улыбки. Открыв глаза, она успела увидеть, как солдат закрывал дверь снаружи. Фенрис снял меховой плащ, швыряя его на спинку кресла у камина и оставаясь в броне, и прошел к окну, поворачиваясь спиной к ней, скрестив руки на груди. Хоук с внезапно накатившим чувством стыда рассматривала напряженную спину и плечи, отмечая, что он совершенно не изменился за прошедшее время и почему-то очень радуясь этому выводу. - Прости, - коротко бросил он, не оборачиваясь. «За что?» - хотела было прикинуться Хоук, но решила повременить с провокациями, все еще чувствуя себя на очень тонком льду, который вот-вот треснет. - Забудь. Я сама встала под удар, защищая Лавеллан, - напряжение снова сгущалось в воздухе, это ощущалось каждой клеточкой тела. - Ты не должна была снова ее спасать. Хоук спустила ноги с кровати, поднимаясь. Слабость все еще отдавалась гулким эхом во всем теле, но она это проигнорировала, делая небольшой шаг в сторону окна. - Фенрис, она единственная, кто может сейчас противостоять Корифею, - заговорила она как можно мягче. - Убивать ее из-за меня было бы немного несправедливо по отношению к миру... Он глухо рыкнул, дернувшись. - Вот именно, что это ей надо спасать мир, а не тебе снова лезть под удар. - Мы дрались с Корифеем. Я знала о нем достаточно, да и у Стражей... - Мне все равно, - отрезал Фенрис. Лириумные линии вновь слабо засияли. - Фенрис... - Ты оставила меня, - глухо заговорил он, все еще не смотря на нее, будто спрятавшись за своими седыми прядями волос. - Там. Ничего не сказала, не предупредила, решила все за меня, а сама чуть не погибла. - Я не хотела подвергать и тебя опасности из-за своих ошибок. Он издал тихий смешок, и Хоук вздрогнула. - Такие у нас отношения, да? Тут Фенрис повернулся, и она пожалела, что он это сделал. Хоук впервые смогла рассмотреть его глаза. Гнев, обида, злость, даже ярость. И душащая бездна бесконечной боли. В душе снова начал подниматься тот страх, что она испытывала во дворе крепости. - По-твоему, я безвольная игрушка? - зарычал он, медленно приближаясь и вынуждая Хоук отступать к стене. - Ты можешь решать мою жизнь за меня? Ничего не напоминает, Хоук? Не напоминает, что как-то так я жил до тебя? - Я не лишала тебя свободы, а уберегала от опасности, - огрызнулась Хоук. Она всегда злилась, когда заходили такие разговоры. - Да?! А что ты сделала, ставя меня даже не просто перед фактом, а вытворяя демоны знают что, оставляя меня без всякой информации и возможности пойти с тобой, не сообщая мне даже ничего после, будто я какой-то... - Я не хотела, чтобы с тобой что-то случилось, неужели так трудно понять!? - воскликнула Хоук. Фенрис зашипел, инстинктивно замахиваясь для удара, но тут же оборвал себя и дернулся в сторону. - Ты вообще представляешь, каково мне было?! - почти кричал он, ходя взад-вперед по комнате, словно загнанный в клетку зверь, и Хоук быстро отошла к стене, все сильнее чувствуя тот страх, теперь вперемешку со злостью. - Ты хоть догадываешься, что я только испытывал, когда увидел твою паршивую записку на кровати?! Ты мне ничего не говорила, Хоук! Ты просто бросила меня в этом поместье и в этом гребаном городе одного, решила сбежать, геройствовать, демоны тебя побери, решила снова спасти чертов мир, будто ему и без этого спасителей не хватает?! Почему ты заставила меня сходить все эти месяцы с ума без понимания, что с тобой, где ты, что ты, жива ты или умерла?! Чем ты думала, влезая во все это, связываясь с этими одержимыми, с Тевинтером, влезая, черт возьми, в Тень и оставаясь там! Тень! - он резко остановился, испепеляюще смотря прямо на нее. - А знаешь, что со мной было, когда я получил письмо от гнома, что ты осталась в этой Тени и пропала?! Знаешь?! Я умер, Хоук! Она застыла. Что-то оборвалось внутри, но страх, злость, собственная боль и почему-то обида придали ей сил. - Кто-то должен был задержать демона, иначе бы мы все погибли! - Так осталась бы сама Вестница! У нее же Метка, она могла в любой момент сделать новую дырку и сбежать через нее! - Она Инквизитор, Фенрис! - И что?! - Я должна была ее спасти! - Ты должна была не сбегать с самого начала! - И что, ты бы остался там вместо меня?! - Остался бы, но знал, что ты жива! - Отлично, чтобы я сошла с ума от того, что ты там?! - О, теперь ты понимаешь, что это неприятно?! Я с этим жил месяц, Хоук! Месяц думал, что ты мертва! - По-твоему, мне было легко тебя оставлять и уходить?! - У меня сложилось четкое впечатление, что так и есть, ведь я не получил от тебя ни письма с твоего побега! - Это было не так, и ты знаешь! - Что-то у тебя проблемы с доказательствами! - Я не жалею о сделанном! - Вот как?! - Фенрис рванулся было вперед, но замер, сделав только шаг. - Не жалеешь, что оставила меня, так? - Не жалею, что ты был в безопасности! - Я не хрустальный, демоны тебя побери! - взвыл Фенрис, в один миг оказываясь до ужаса близко и впечатывая кулак в стену совсем рядом с ее головой. Склонившись, к ее лицу, он зашипел: - Я не хрустальный, и я не сумасшедший. Да, я бы умер за тебя, не раздумывая, но прежде всего я бы не допустил такой ситуации! Близко, слишком близко, Тень его забери. Так близко, что она могла разглядеть через вновь пылающий во всю силу свет лириума его глаза — зеленые, бешеные — и могла почувствовать жаркое и рваное дыхание. И от этого, чтоб его, вся злость пропала за секунды. - От тебя это не зависело бы! В конце концов, сколько она его не видела? Слишком долго. И ей было страшно. Очень страшно там, в Тени, одной, почти без надежды вернуться в реальный мир. К нему. Фенрис сделал глубокий вдох. - От меня зависит, что ты больше и на шаг от меня не отойдешь! - прорычал он, хватая ее за подбородок и больно сжимая. - Убийство от твоих рук или заключение под твоим контролем? - фыркнула Хоук. Пальцы давили, не позволяя даже дернуться, но это ощущение одуряло и выбивало остатки желания спорить. Близко, совсем немного и... А Фенрис даже не думал отводить взгляд. - Ни на. Один. Шаг, - повторил он, выделяя каждое слово. - И только попробуй снова попытаться сбежать, чтобы опять геройствовать, я обещаю, что я забуду свою ненависть к цепям и прикую тебя к себе! - Может, сразу к кровати? - лукаво изогнула брови Хоук, усмехаясь. Эльф застыл на миг от резкой смены настроений. - О, ты невыносима, - прорычал он, резко сокращая расстояние и впиваясь в ее губы. Целовал он больно, скорее кусал, до крови, до дрожи, но Хоук отвечала не менее яростно, все еще немного злая, все еще испуганная, все еще где-тебя-так-долго-носило. Он был сумасшедше близко, вжимался в нее всем телом, резко выдыхая и впиваясь пальцами в ее бедра, и Хоук просто сходила с ума от всего безумия ощущений, от него, от прикосновений, от жарких поцелуев и холода брони, от боли укусов и от собственного немого «прости», которое она пыталась вложить в каждое прикосновение. Фенрис извинения игнорировал, переходя поцелуями-укусами на шею, оставляя болезненные следы и резкими движениями срывая с рук металлические перчатки. - Кровать? - коротко спросила-выдохнула Хоук, едва удерживаясь от всхлипа, когда столь любимые руки наконец-то коснулись ее без металлической преграды. - Нет, - рыкнул Фенрис, подхватывая ее руками под бедра и сильнее вдавливая в стену, так, что Хоук больно стукнулась затылком и пропустила вдох. Но едва ли она стала спорить с этим. Хотя за кровавые укусы и шишку на затылке она ему отомстила с лихвой.
- Ну что, угомонился, мрачненький? - буркнул Варрик, видя следующим утром явившихся на порог его комнаты Хоук и Фенриса. Эльф бросил короткий взгляд на шею гнома, на которой отпечатались четкие фиолетовые следы его когтистых перчаток, и нахмурился. - Не до конца. - Он угрожал мне кандалами, - фыркнула Хоук, поднимая повыше бутылку вина, которую держала в руках и проходя следом за Фенрисом в комнату. - Все настолько плохо? - усмехнулся гном, закрывая за ними дверь и доставая усаживаясь в кресло. - О, даже бокалы с собой принесли. - Прости за это, - тихо сказал эльф, но Варрик прекрасно услышал. Вдруг тепло улыбнувшись, он с весельем посмотрел на него. - Брось. Представь только, какой материал для будущей книги ты мне обеспечил. Даже придумывать ничего не придется! Фенрис закатил глаза, а Хоук усмехнулась, разливая вино по бокалам. - Только, пожалуйста, без описания жестокого мстительного насилия над несчастной мной. - Ого. Настолько все плохо? - Варрик! Но тут оба застыли, услышав тихий хрипловатый смех Фенриса. Тот смеялся, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза ладонью, прижатой к лицу. - Я почти поддался ностальгии, - улыбнулся Варрик. Фенрис смеялся впервые за очень долгое время.
Аттеншен, блять. Сей пост содержит огромное количество матов, соплей, воплей и ОЧЕНЬ. МНОГО. БОМБЕЖА. И, собственно, спойлеров седьмого эпизода Нет. Фильм мне понравился. Честно. Серьезно. Я сидела с отвисшей челюстью и глазами-звездочками процентов 80 всей картины, то есть почти два часа. Графика - прекрасно, а я графодрочер тот еще. Актеры классные. Да, не модели, как бесит парочку моих знакомых, но я никогда не любила чрезмерно смазливые внешности в кадре - сразу весь такой фапаешь на внешку и плюешь на игру, личность и все такое. Ну как с нашим любимым пылесосом в молодости. Ну правда, играл он отвратительно. Особенно любовь-морковь. И Рэй, и Финн (Фин?). Особенно он! Боги, они в кой-то веки перестали мутить черно-белое и сделали штурмовика личностью! Я почти аплодировала стоя! И пилот хорош. Весь такой нахально прикольный. Подумала даже в самом начале, что сынок Истинно-Самого-Крутого-Пилота-Вселенной. И злодейка новый с масочным закосом под старого. И маска ему откровенно лучше. Люблю злодее в маске, они все такие злодеистые сразу *_* И, конечно, О-МОЙ-БОГ-ОНИ-ЧТО-ТОЛЬКО-ЧТО-ВЫСОСАЛИ-ЗВЕЗДУ?! ЭНЕРГИЯ ЗВЕЗДЫ! ЗВЕЗДЫ, МОЙ ВНУТРЕННИЙ АСТРОДРОЧЕР ПИЩАЛ И БИЛСЯ В МНОЖЕСТВЕННОМ ОРГАЗМЕ!!! Но где же бомбеж? Где обещанный гнев и матюки? Где тонны ненависти и океаны соплей? А вот они. Туточки. Хан. Соло. Дисней, а ты, оказывается, ебучая волчина в овечьей шкуре. Вся такая мимими и про принцессок, блять, ромашки с цветочками и серенады с птицами. Мне было похуй на Муфасу. Серьезно. На мать Бэмби и подавно побоку, я вообще мультики их не любила. Но БЛЯТЬ. МЫ КУПИМ ПРАВА СКАЗАЛИ ОНИ ВСЕ БУДЕТ ЗАЕБИСЬ СКАЗАЛИ ОНИ СУКА!!!!!!!!!!!!!!!! КАКОЕ!!! НАХУЙ!!!! ЗАЕБИСЬ!!!!!!!!!!!!!!!! ВЫ УБИЛИ ХАНА СОЛО!!!!!!!!!!!!!! ХАНА!!!! СОЛО!!!!!!!!!!!!!!!! ВЫ ЧТО, БЛЯТЬ, НАТВОРИЛИ?! ВЫ ВООБЩЕ ПОНИМАЕТЕ ЧТО ПО ВАШУ ДУШУ ПРИДЕТ ТОЛПА ФАНАТОВ?! МИЛЛИОНЫ, СУКА, ФАНАТОВ?! ВАС ВЫПОТРОШАТ НА МИЛЛИАРДЫ МАЛЕНЬКИХ ЕБУЧИХ МИККИ МАУСОВ!!!!!!!!!!!!!!! И Я БУДУ В ЭТОМ УЧАСТВОВАТЬ!!!
Значит, когда этот скайуокерский пиздюк ошивается где-то в жопе на куличиках, весь такой эмочка "ойблятьтрагедиянепомогплемянничкупойдурезатьвенкинаострове", Сопротивление, походу, снова в жопе, потому что Первый Орден вырезает деревнями людей ТОЛЬКО ЧТОБЫ НАЙТИ БЛЯТЬ ТВОЮ ЗАДНИЦУ НАХУЯ ТЫ ПОПЕРСЯ В ТОТ ЕБУЧИЙ ПЕРВОХРАМ?! НАХУЯ?! ТЫ ВООБЩЕ ПОНИМАЕШЬ ЧТО БУДЬ ТВОЯ ЗАДНИЦА ТАМ ВОТ, ТАМ, ХАН БЫ ВЫЖИЛ, ДА?! Ну сдох бы ты. Мы бы не рыдали. Очень традиционно бы сдох. Ученик учителя и прочее дерьмо. ВСЕ БЫЛО БЫ НОРМАЛЬНО. ВСЕ БЫ ПОКИВАЛИ ГОЛОВОЙ МОЛ НУ ДА, КУДА БЕЗ ЭТОГО, ОК, ГО ДАЛЬШЕ ПИЗДИТЬ СИТХОВ. Боги, у вас столько вариантов. Убейте Лею. Убейте Чуи. С3РО. ДА ДАЖЕ R2D2 Я БЫ РЕВЕЛА НО НЕ ТАК. ДА УБИЛИ БЫ ВЫ ВСЕХ КРОМЕ ХАНА Я БЫ ВАМ ПРОСТИЛА. НО ЕГОООО СУКИ БЛЯТЬ ЕБУЧИЕ. КАК Я ВАС НЕНАВИЖУ. Чтоб вас всех там...
Я так не ревела и не бомбила еще ни в одном фильме. Ну просто я в целом к ним проще отношусь. Если в общем, то Шепард, да. Там было гораздо хуже. Возможно, ревела бы в Инквизиции, если бы Алистер не был королем-охохо. А так... Меня в кинотеатре просто трясло. Думала, разревусь в голос на весь зал. В итоге до конца фильма сопли размазывала. И сейчас реву.
Автор: Kira Stain Фэндом: Dragon Age Пэйринг или персонажи: Фенрис/ф!Хоук Рейтинг: R Жанры: Гет, Ангст, Фэнтези, Романтика Предупреждения: СОПЛИ (не розовые, конечно, с ними это ну вообще никак) и куча закадровых истерических воплей автора Статус: в процессе Размер: драбблы, мини
Описание: сборник о самых любимых, самых правильных, самых безумных, самых-самых-самых. Потому что, кажется, о них я могу писать бесконечно, да...
1. Не простит Хоук веселится и вместе с Изабелой беззлобно подтрунивает над Мерриль. Хоук спорит с Варриком, кто больше выпьет, проигрывает золотой и заливисто смеется на весь номер гнома. Хоук по привычке вламывается в его дом, ругается на беспорядок и тащит с собой убивать работорговцев. Хоук болтает с Андерсом о Ферелдене и ревнует мабари к отступнику — или отступника к мабари? - потому что те отлично поладили. Хоук спорит с Аришоком о чем-то высшем и не боится при нем пошутить — не о Кун, само собой. Кунари хмурится, но нахалку не выгоняет, разговора не прекращает. Хоук не избегает и смотрит привычно лукаво. И Фенрис верит, что для нее это ничего и не значило. И пытается затопить то, что выгрызает день за днем изнутри.
А потом, через три дня тишины, к нему вламывается Варрик с вопросом, не видел ли он Хоук.
Ее обнаруживает стража Авелин - в Порту, в убежище каких-то разбойников, всю в своей и чужой крови, едва дышащую, в окружении изрезанных трупов. И ран на их теле куда больше, чем нужно для быстрой и безболезненной смерти. Хоук приходит в себя на следующий день, уже в лечебнице Андерса, с улыбкой говорит, что «пить надо было меньше», и спит дальше.
Фенрис верит в отговорку, но той ночью погреб Данариуса заметно пустеет, а осколков бутылок у стен только прибавляется. Вид Хоук на грубо сколоченной койке — еще толком не оправившейся, с кругами под глазами, в ранах и синяках — привел его в леденящий ужас и ярость, и он едва сдержался, чтобы лириум в коже не вспыхнул синим пламенем. Какого она полезла туда в одиночку. Какого она позволила такое с собой сделать. Чем она, демоны ее забери, думала?! Дыра в груди, будто он сам себе вырвал сердце. Недалеко от правды, если подумать.
Два месяца спустя, в один из вечеров в «Висельнике», он узнает от Варрика, что Авелин и Хоук поссорились. - Она практически разнесла квартал в Нижнем Городе, - буркнул гном, и брови Фенриса непроизвольно поползли вверх, а пальцы в металлической перчатке сжались вокруг собственной кружки. - Что-то снова с магами крови, я сам не понял — Авелин только ругается, что все же надо было арестовать, а Хоук заперлась в своем поместье и никого к себе не пускает. Фенрис думает, что дело в смерти ее матери, но почему-то отводит взгляд от смотрящего на него в упор гнома. - У вас двоих... - раздается в тишине голос Варрика, и он еще больше хмурится, - все в порядке? - А что с нами должно быть не так? - огрызается он, рывком отодвигая свой стул и вставая на ноги. Он почему-то не сомневается, что Варрик в курсе о том случае, и это раздражало еще больше. - Она не переживала, так что у нас все в порядке. Фенрис широкими шагами выходит из «Висельника». Варрик качает головой и думает о том, как часто эльф при разговоре теребил красную ткань на своей руке.
А потом у кунари лопнуло терпение. Фенрис в ярости от того, как мгновенно решила Хоук идти в одиночку на Аришока, и от собственного бессилия. Он видит, как Изабела нервно кусает губы — подумать только, ей что, стыдно? - и ненавидит воровку сейчас, кажется, даже больше, чем Данариуса. Он не видит, как в этот момент на него быстро оборачивается Хоук, прежде чем вновь повернуться к Аришоку и выбросить из головы абсолютно все, чтобы не мешало бою. Когда Аришок протыкает Хоук насквозь, Фенрису кажется, что он умер. Он рвется вперед, но его хватают отступник и Авелин, что-то быстро шипящая ему на ухо, но Фенрис не слышит. Только видит, как Хоук шевелится и перерезает кунари горло.
Она пролежала без сознания неделю. Отступник практически поселился в ее имении, и Фенриса это невероятно раздражало. И ему было, в общем-то, в тот момент совершенно наплевать, что маг спасал ей жизнь, а он и прав на такие мысли не особо имел. Он сам от нее ушел. Да и Хоук было явно не так уж и больно. - Знаешь, в чем вы с Хоук похожи? - неожиданно спрашивает его Варрик, сидящий рядом с ним у постели Хоук. Отступник ушел в лечебницу за чем-то необходимым, оставляя их двоих дежурить. Фенрис угрожающе посмотрел на Варрика, но тот взгляд эльфа попросту проигнорировал. - Вы совершенно не любите делиться тем, что у вас в головах творится. И думаете, что отлично скрываете. Ну, друг на друге у вас это, конечно, работает, но это вы просто два идиота. - Что ты хочешь этим сказать, гном? - Фенрис чувствовал, как слова Варрика вытаскивали наружу, оголяли все то, что он так старательно пытался спрятать как можно глубже, и это ужасно раздражало. Нет. Пугало. И снова начинало выгрызать изнутри. - Что я хотел, то уже сказал, - внезапно рявкнул Варрик, указывая пальцем на постель, где все не приходила в сознание Защитница Киркволла. - Посмотри. Думаешь, она все это творит почему? Из-за Леандры? Да, не без этого, но что еще за дерьмо у нее случилось, что она настолько не в себе?! - Если ты пытаешься обвинить в этом меня, то я не помню, чтобы она сильно расстраивалась после моего ухода, - огрызнулся Фенрис. Варрик закатил глаза. - Задница Андрасте, а она когда-либо вообще показывала, когда ей плохо, как нормальные люди? Ее выходки — вот ее плохо. И началось это, как только ты ее бросил, повязал на себе этот кусок ткани и начал строить из себя благородного кретина! Варрик встал с кресла, слыша, как внизу раздался голос вернувшегося Андерса. - Я понимаю: что бы там у вас ни произошло, ты ушел не просто так, и наверняка «все сложнее, чем ты думаешь, гном» и прочая чепуха. Но если Хоук еще раз вот так себя ранит из-за тебя, то я устрою тебе куда более близкое знакомство с Бьянкой, чем ты бы хотел, - у самой двери он замолчал и произнес уже спокойнее и тише: - Да и сам ты себя простишь ли?
Андерс злился и пытался его выставить, но он только еще больше мрачнел, рассматривая тонкие бледные пальцы, что неподвижно лежали поверх темного одеяла. Не простит. Уходя тем вечером из поместья — отступник все же выставил того прочь, заявляя, что, мол, мешает — он знал, что будет делать, как только Хоук очнется. Но на следующее утро ему пришло письмо.
И писать, и учиться, и головой соображать (ну с этим всегда проблемы), даже глазами двигать. Какой у нас выход? Правильно. С чашкой кофе до пяти утра в Инквизицию, ибо TGA и пожалуйста-сволочи-дайте-анонс-четвертой-DA-или-что-по-ME. Ибо честно, если эти гребаные биоваровцы не вручат мне за бессонную ночь няшку, я в универе устрою абзац.
А пока вот, решила скинуть таки своих Инквизиторов. На субтитры вверху не смотрите, их там нет. Нет!
Автор: Kira Stain Фэндом: Dragon Age Пэйринг или персонажи: Разные Рейтинг: R Жанры: Гет, Джен, Ангст, Фэнтези, Даркфик Предупреждения: Смерть персонажа Статус: в процессе
DAI: Карвер - Серый Страж Подъем по сигналу. Быстрый завтрак. Тьма Глубинных троп. Сотни Порождений Тьмы. Благая цель. Достойное призвание. Монотонное существование под тоннами камня. Последнее сообщение от сестрицы: снова идет спасать мир. Снова геройствовать. Он получил его месяц назад и с тех пор развлекался лишь ворчанием о ее желании в очередной раз показаться. А там — Брешь. Говорят, всюду демоны и что-то с Орденом в Орлее и Ферелдене. Скомпрометирован. Обратился к магии крови. Сестрица, видно, в ярости. Инквизиция, писала она. И снова из-за нее он отправлен в чертову дыру — видите ли, ему, как Стражу, сейчас там опасно. Чертова забота. Чертова сестрица. А монотонность сводит с ума и подпитывается злобой. Спустя еще месяц посыльный находит их лагерь и вручает стопку писем для всего отряда. Два письма — ему, ни на одном нет почерка сестры. Страуд и Варрик. Спустя минуту одно, еще запечатанное, и второе — пара сухих строк — выпадают из его дрожащих рук и так и остаются на земле. И снова. Подъем по сигналу. Быстрый завтрак. Тьма Глубинных Троп. Сотни Порождений Тьмы. И глухое одиночество. Чертова сестрица.
DAI, Фенрис/ж!Хоук. Хоук появляется в Скайхолде не одна - Я пойду с тобой. - Нет. Они стояли по разные стороны кровати в отведенных им покоях. Лириумные клейма едва засветились в темноте, когда Фенрис увидел — Хоук смотрела на него непривычно серьезно и с тем же упрямством, с которым шла одна на Аришока. - Ты действительно считаешь, что я останусь здесь, когда ты идешь вместе с ними всеми штурмовать это крепость, где полно чокнутых Стражей-магов?! Она скрестила руки на груди и вздернула подбородок. - Кассандра сказала, что в Эмприз-дю-Лионе есть мятежный маг. Вам с Варриком стоит отправиться туда. Карвер умер в походе рядом с ней. Бетани умерла на Глубинных тропах. Рядом с ней. Фенрис устало закрыл глаза, потер пальцами переносицу и глубоко вздохнул. Посмотрев на Хоук, он медленно обошел кровать и встал напротив, мягко сжав ее плечи и притягивая к себе. - Ты уже попыталась сбежать от меня сюда и едва не погибла. Хоук криво улыбнулась. - Те маги были мне утренней зарядкой, просто ты вмешался. - Ты хреново делаешь утреннюю зарядку. Тихая усмешка, и напряженные плечи под его пальцами медленно расслабились. - Со мной ты будешь в большей безопасности. Без тебя я умру. - Я никуда от тебя не уйду. Никогда. Я не позволю себе умереть. Не тогда, когда я наконец-то могу спокойно дышать рядом с тобой. Хоук, внимательно смотревшая ему в глаза, покачала головой и уткнулась Фенрису в плечо. - Ты ужасно упертый. Хриплый смешок, и его руки прижимают ее к себе. - У меня отличный учитель.
Это далеко не в новинку, но Каллен все равно вздрагивает, когда в тишине покоев Инквизитора, в постели, совсем рядом с ним, раздается первый в ночи судорожный всхлип.
Он откладывает в сторону отчеты, с которыми засиделся допоздна, обнимает плачущую во сне девушку и, прижимая к себе как можно ближе, утыкаясь носом в мягкие, взъерошенные волосы, начинает говорить и говорить, не следя даже, что именно - сказки ли из детства, строки Песни или фразы из только что прочитанных отчетов. Лишь бы нарушить тишину, лишь бы вторгнуться в ее кошмар. В какой-то миг она шевелится, но не может перестать плакать, и ему остается только прижать ее еще крепче, ощущая, как дрожащими пальцами она хватается за его руки и пытается всеми силами отогнать прочь которые по счету ужасы своих снов.
Хочется почти смеяться от иронии — умудрились сойтись двое с одной слабостью - но не получается. А вот она даже пытается шутить и предлагает ввести расписание дежурств, пряча за улыбками боль за них обоих.
Когда всхлипы затихают и дыхание вновь становится размеренным, Каллен закрывает глаза, забывая потушить свечу и все еще не отпуская девушку из рук.
Он прекрасно понимает, что в следующий раз все может быть наоборот.
DAI, ж!Инквизитор, после получения метки Вестница уверяет всех, что помимо Андрасте, с ней говорит и Создатель и называет ее своей новой невестойНа виселице на центральной площади Вал Руайо в ряд покачивались десять трупов, на шести висели одежды служителей Церкви. Одни из последних еретиков, что смели открыто выступать против новой Невесты. Незначительная потеря. Народ ее обожал. Народ видел, как Ее последователи уничтожали демонов и приносили покой. Народ видел, как Новая Невеста закрывала разрывы в Бреши и готовилась идти на Корифея. Но народ не видел забитые мятежниками тюремные камеры, не видел шпионов, выискивающих еретиков, не видел и половины расправ, что с руки Вестницы проводили по всему Тедасу. «Такова воля Создателя», - говорит она своим приближенным, и они верят. А те, кто сомневается, даже не думают говорить о своих сомнениях вслух. Когда Корифей повержен, верные Вестнице пишут новую Песнь, перед ней склоняются и просят благословить своих детей.
Когда Ужасный Волк слушает доклады своих шпионов о том, что происходит в Тедасе, даже он невольно вздрагивает и морщится. Фен'Харел более не сомневается в правильности того, что планирует.
Автор: Kira Stain Фэндом: Dragon Age Основные персонажи: Каллен Резерфорд, ж!Лавеллан (Риэль Лавеллан) Пэйринг или персонажи: Каллен/ж!Лавеллан Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Джен, Романтика, Фэнтези Размер: мини
Долго думала, какое имя использовать, но здесь все же будет мое, а не дефолтное.
читать дальшеЛавеллан прекрасно говорила на общем. Ей повезло: клан, откуда она родом, к людям был дружелюбен, жажды мести не питал, на контакт шел активно и успешно торговал с поселениями, около которых останавливался. Поэтому общий стал одним из первых навыков, что она освоила, будучи Первой. Правда, только разговорный. Писала она всегда на эльфийском - в письменном общем просто не было необходимости, как и в чтении на нем. Так, работа с бумагами превратилась для Лавеллан в настоящую пытку. Чувствуя себя глупым маленьким ребенком, она разбирала букву за буквой, тратя на это большую часть своего свободного времени в Скайхолде. О нормальном отдыхе не шло и речи - в походах поспать удавалось и то больше. Жозефина, видя неловкий и ужасно корявый почерк Инквизитора, ее темные круги под глазами и немного подрагивающие от усталости руки, смекнула все быстро и предложила свою помощь, но Лавеллан чаще всего отказывалась, желая разбираться со всем самостоятельно. - Надо же мне научиться, ибо позор же, глава Инквизиции — и не уметь читать, - смеялась она, и Жозефина не настаивала. Но дело шло со скрипом. Генерал армии наблюдал такую картину еще чаще. Это становилось не лучшей привычкой: Каллен засыпает, обнимая Эланну (потому что так его меньше беспокоят кошмары), которая всем своим видом показывает, что честно собирается спать. Но, просыпаясь посреди ночи от очередного дурного сна или просто от холода, он видит сгоревшую наполовину свечу на письменном столе и остроухую голову, едва видную за ворохом бумаг. Две ночи он молчал и до утра пытался заснуть, не желая показывать, что заметил ее отсутствие в постели. На третью ночь он задал вопрос, но Лавеллан отмахнулась шуткой и предложила потратить ночное время с большей пользой, чем разговаривать. В четвертый такой раз, когда сама Инквизитор только что вернулась из долго и тяжелого похода, он настоял на своем. Лавеллан закатила глаза, но смиренно вернулась в постель. Утром, впрочем, Каллен снова увидел ее в рабочем кресле. И кто тут еще не щадил себя? В пятый раз, разбуженный очередным ужасом прошлого, что не давал покоя, увидев уже привычную картину, Каллен понял, что ему это надоело.
Риэль дернулась от неожиданности, сосредоточенная на чтении очередного бессмысленного рапорта, когда тишину нарушил резкий скрип ножек кресла напротив. Каллен придвинулся ближе к столу, сжал пальцами переносицу в попытке прогнать остатки сна — видно, очередной кошмар — и забрал из стопки на краю стола верхний лист. - Каллен, - Риэль поняла, что вот-вот покраснеет со стыда. - Не стоит, тебе лучше поспать. Генерал армии Инквизиции поднял на нее хмурый взгляд — тот самый, с которым имеют несчастье столкнуться те, кто серьезно напортачил с полученными распоряжениями. Но секунда, и мягкая, усталая улыбка смягчает выражение лица, превращая грозного командира обратно в ее Каллена. - Тебе тоже, - тихо говорит он. - А с кучей отчетов я и помочь могу. Лавеллан не смогла не улыбнуться от счастья в ответ. Он редко говорил ей вслух о том, что между ними — все же солдат, человек дела, да и не специалист во всех тех романтических штуках, в которых она сама разбиралась не особо. Но сейчас, когда он сидел напротив, углубившись в чтение, весь такой сонный и по-родному растрепанный — такой, каким видела его только она — и тратящий на нее такие драгоценные минуты своего отдыха, никаких сомнений остаться не могло вовсе.
Спать они легли уже ближе к утру, и служанка, что пришла разбудить Инквизитора на рассвете, была отправлена прочь, и проснулись они потом только к полудню. Впервые за долгое время оба выспались.
Автор: Kira Stain Фэндом: Dragon Age Пэйринг или персонажи: Разные Рейтинг: R Жанры: Гет, Джен, Ангст, Фэнтези, Даркфик Предупреждения: Смерть персонажа Статус: в процессе
DAI: Карвер - Серый Страж Подъем по сигналу. Быстрый завтрак. Тьма Глубинных троп. Сотни Порождений Тьмы. Благая цель. Достойное призвание. Монотонное существование под тоннами камня. Последнее сообщение от сестрицы: снова идет спасать мир. Снова геройствовать. Он получил его месяц назад и с тех пор развлекался лишь ворчанием о ее желании в очередной раз показаться. А там — Брешь. Говорят, всюду демоны и что-то с Орденом в Орлее и Ферелдене. Скомпрометирован. Обратился к магии крови. Сестрица, видно, в ярости. Инквизиция, писала она. И снова из-за нее он отправлен в чертову дыру — видите ли, ему, как Стражу, сейчас там опасно. Чертова забота. Чертова сестрица. А монотонность сводит с ума и подпитывается злобой. Спустя еще месяц посыльный находит их лагерь и вручает стопку писем для всего отряда. Два письма — ему, ни на одном нет почерка сестры. Страуд и Варрик. Спустя минуту одно, еще запечатанное, и второе — пара сухих строк — выпадают из его дрожащих рук и так и остаются на земле. И снова. Подъем по сигналу. Быстрый завтрак. Тьма Глубинных Троп. Сотни Порождений Тьмы. И глухое одиночество. Чертова сестрица.
DAI, Фенрис/ж!Хоук. Хоук появляется в Скайхолде не одна - Я пойду с тобой. - Нет. Они стояли по разные стороны кровати в отведенных им покоях. Лириумные клейма едва засветились в темноте, когда Фенрис увидел — Хоук смотрела на него непривычно серьезно и с тем же упрямством, с которым шла одна на Аришока. - Ты действительно считаешь, что я останусь здесь, когда ты идешь вместе с ними всеми штурмовать это крепость, где полно чокнутых Стражей-магов?! Она скрестила руки на груди и вздернула подбородок. - Кассандра сказала, что в Эмприз-дю-Лионе есть мятежный маг. Вам с Варриком стоит отправиться туда. Карвер умер в походе рядом с ней. Бетани умерла на Глубинных тропах. Рядом с ней. Фенрис устало закрыл глаза, потер пальцами переносицу и глубоко вздохнул. Посмотрев на Хоук, он медленно обошел кровать и встал напротив, мягко сжав ее плечи и притягивая к себе. - Ты уже попыталась сбежать от меня сюда и едва не погибла. Хоук криво улыбнулась. - Те маги были мне утренней зарядкой, просто ты вмешался. - Ты хреново делаешь утреннюю зарядку. Тихая усмешка, и напряженные плечи под его пальцами медленно расслабились. - Со мной ты будешь в большей безопасности. Без тебя я умру. - Я никуда от тебя не уйду. Никогда. Я не позволю себе умереть. Не тогда, когда я наконец-то могу спокойно дышать рядом с тобой. Хоук, внимательно смотревшая ему в глаза, покачала головой и уткнулась Фенрису в плечо. - Ты ужасно упертый. Хриплый смешок, и его руки прижимают ее к себе. - У меня отличный учитель.
Это далеко не в новинку, но Каллен все равно вздрагивает, когда в тишине покоев Инквизитора, в постели, совсем рядом с ним, раздается первый в ночи судорожный всхлип.
Он откладывает в сторону отчеты, с которыми засиделся допоздна, обнимает плачущую во сне девушку и, прижимая к себе как можно ближе, утыкаясь носом в мягкие, взъерошенные волосы, начинает говорить и говорить, не следя даже, что именно - сказки ли из детства, строки Песни или фразы из только что прочитанных отчетов. Лишь бы нарушить тишину, лишь бы вторгнуться в ее кошмар. В какой-то миг она шевелится, но не может перестать плакать, и ему остается только прижать ее еще крепче, ощущая, как дрожащими пальцами она хватается за его руки и пытается всеми силами отогнать прочь которые по счету ужасы своих снов.
Хочется почти смеяться от иронии — умудрились сойтись двое с одной слабостью - но не получается. А вот она даже пытается шутить и предлагает ввести расписание дежурств, пряча за улыбками боль за них обоих.
Когда всхлипы затихают и дыхание вновь становится размеренным, Каллен закрывает глаза, забывая потушить свечу и все еще не отпуская девушку из рук.
Он прекрасно понимает, что в следующий раз все может быть наоборот.
Автор: Kira Stain Фэндом: Bleach Основные персонажи: Куросаки Ичиго, Айзен Соуске , Ичимару Гин , Улькиорра Шиффер (Куатро Эспада), Гриммджоу Джагерджак (Сэкста Эспада) Рейтинг: R Жанры: Ангст, Драма, Фэнтези, Психология, Философия, Даркфик Предупреждения: Смерть персонажа, Нецензурная лексика Размер: Макси Состояние: в процессе
1. Когда воспоминания лишают воли Пустые не помнят свои жизни. Изуродованные души научились забывать те моменты, когда вокруг существовало что-то кроме бесконечной серой пыли пустынь, мертвенного неба и единственного правила на всю оставшуюся вечность своего существования. Чтобы жить, необходимо убивать. И Пустой убивал, осознавая поначалу только эту истину. Слабых, сильных, врагов, случайных. Пожирал, поглощая их силу и выживал. Другой мир, где он появлялся ради поиска очередной легкой добычи, был ему противен. Чужой, режущий глаз своими красками. Зато там была еда. Еда с запасом сил, которых ему хватало для развития. Пустой хотел расти. Идти вперед. Ему претило существование на одном месте. Потому что с едой приходили воспоминания. Улыбки. Маленькие тонкие руки, готовящие ему другую еду, не бывшей некогда тебе подобным. Комната. Глаза. Тепло солнца. Холодная сталь клинка. Невозможная боль в груди. Низ черных хакама и ступни у его лица. Холод пола. Слова. Вспышка пламени. Жар. Пустота. Просто забыл выключить чайник. Просто уснул, переучившись. Просто несчастный случай. Просто обугленным кускам плоти не нужен поиск причины смерти. Пустой продолжал пожирать, желая более не только жить, но вспоминать. Жизнь, которой лишили его чужими руками. Хотел вспомнить, чьи руки. Хотел раскромсать их. Хотел отрывать зубами по куску. Хотел насладиться криками, которые смогут заглушить его собственные. Вспоминал. На нем тоже были хакама. Он ходил в черном, у него был меч. Он был против них и был с ними. Он спасал их. Призраки. Пятнадцать лет. Видел всю жизнь. Рыжие волосы. Маленькая брюнетка. Пустые, как он. Спасение. Совместная работа. Похищение. Спасение. Сообщество Душ. Готей-13. Предательство. Отчаяние. Пустой замер, оставляя растерзанным очередное тело с костяной маской на месте лица. Не может быть. Ведь он им помогал. Ведь он их спасал. Ведь он никогда... Ведь маска. Ведь подозрения. Ведь сильный. Опасный. Угроза. Но ведь он никогда бы не позволил себе и тому, что жило внутри него и скалилось, сверкая черными глазами, им навредить. Руки, принявшие уже близкий к человеческому облик, безвольно опустились по бокам закованного в костяную броню тела. Почему? Пустота. Обрывки воспоминаний заметались в голове, закрывая обзор.
Спустя бесконечность размытые пятна перед глазами задвигались, ноги стали ходить, руки — убивать, зубы — пожирать. Получаемая мощь усваивалась насильно, по чьей-то воле. Затем собственные очеловеченные губы заговорили: - Так значит? Да, Король? Осознал, что за паршивое дерьмо ты пытался спасти и сразу же силенки куда-то дел? Кромсает. Движется. Убивает. - Бесполезным тряпьем ты стал, Король. Ты позволил нас убить. Ты подставил спину. Голос хриплый, ржавый, не свой. - Почему? Скрипящий безумный смех. - Потому что мы сильнее! Я сильнее их всех. А они поджали свои хвосты и напали за нашей спиной. Твоей спиной. - Кто я? Как меня зовут? - А какая разница? - снова смех. - Ты мертв. Ты здесь потому, что ты убит. Потому что жаждешь жить. Так живи, тряпка. - Это не жизнь. - Это спорно. Впрочем, можешь оставаться так. Я давно хотел развлечься, Коро-о-оль! Это был не он. Не он, а за него выживали. Снова он слаб, снова ничего не может. Ничего не может сделать. Те, ради кого он всегда шел вперед, становился сильнее, кого хотел защищать. Его попросту растоптали. А к чему тогда шевелиться? Инстинкт выживать в этих бесконечных песках был заглушен возрождающимися воспоминаниями и предательством. А тот, другой, наслаждался. Воспользовался моментом и взял все в свои руки. Его смысл — стать сильнее ради себя самого. А ему было больше незачем двигаться.
***
Он без внимания смотрел за очередной схваткой с Пустым. Слабый, как всегда. Они всегда были слабее его, кого бы он ни встречал. Проще ли, тяжелее ли, но он всегда выходил живым из схватки. Ничего не поменялось со временем. Тогда он тоже был силен. Дом, от которого остался только пепел, погребенный под новым фундаментом. Школа. Одноклассники. Любимые сестры. Безмозглый, на первый взгляд, отец. Стали появляться имена. Ишшин. Карин. Юзу. Первой была семья, как и должно быть. Чад. Тацуки. Иноуэ. Исида. И Рукия. Рукия Кучики. Именно из-за Кучики о нем узнало Сообщество Душ. Именно из-за нее он бездумно отправился туда, наплевав на опасность. Лишь бы спасти, лишь бы вернуть ее долг. Он помнил ее брата. Бездушного, отправившего на казнь собственную сестру. Именно при нем проявилась другая сторона, что сейчас вела его вперед. Он всегда знал, что от жителя его однотипного перевернутого мира ничего хорошего ждать не приходилось. С другой стороны, разве это он виноват в предательстве? Это была его часть, вызванная какими-то искажениями в проявлении его собственной силы шинигами. Виноват был он, что позволил другим увидеть его слабость. Виноваты были они, что так решили отблагодарить его за помощь. Было ли голосование? Кто из них был за его устранение? Он мог бы им помогать. Он сам хотел этого! Скрипящий смех раздался ответом, но быстро замолк. Что-то приближалось. Сильное. Раньше он такой силы не встречал. Не в этом существовании. На верхушке бархана возникла фигура в белых одеждах с черным разворотом. Пустой увидел, как его тело рванулось в атаку, но было встречено длинным клинком. Как тот, что оборвал его жизнь. - Вот как ты выглядишь, - ядовитая улыбка мелькнула обрывком воспоминаний вместе с коротким именем ее обладателя. - Ичимару Гин, - выговорил скрипучий голос. Брови предателя взлетели вверх. - Да я знаменитость в местном мирке, какая честь, - взгляд прищуренных в вечной улыбке глаз остановился на его маске. - Ты тоже известен. Пустой, который активно ищет силы. Ты внес заметный вклад в уменьшение рядов своих сородичей, - улыбка стала еще шире. - Тебя интересует сила, так? Тот, кому я служу, готов тебе ее с любезностью предоставить в обмен на небольшую услугу. Кому он служит. - Я не стану делать что-то для этого паршивого предателя. - Предателя? - переспросил Ичимару Гин, переведя теперь настороженный взгляд на прорези маски. - Ты был в Готее-13? - Был на их стороне. - Но ты Пустой. Тебя убили шинигами? А... - его губы снова изогнулись в улыбке. - Так ты тот паренек-вторженец. Тебя все же испугались! Пустой молчал, сверля его взглядом. Что можно было ответить? - Так кто же после этого предатель, скажи? - Их предательство не означает, что я сразу побегу к Айзену. - Так разве враг моего врага не мой друг? - Ичимару Гин засмеялся. - Брось, тебя явно достало шляться по этой убогой пустыне. Хотя бы идем со мной. Поговоришь с Айзеном, там решишь, принимать тебе его помощь или нет. - Что ему от меня понадобится? - Он тебе расскажет лучше меня, согласись. Его просто хотят затащить к нему. «Давай, Король, соглашайся. Это будет весело!» - обладатель скрипящего голоса снова попытался взять верх над телом, но эмоции от встречи бывшего капитана, захлестнувшие Пустого, выдернули его из состояния неподвижности где-то в глубине сознания. «Здесь чертовски скучно! Тебе тоже надоело ведь жрать эту дрянь». - Скажи мне, как меня зовут. Ты ведь помнишь. Я не могу вспомнить. - Куросаки Ичиго, насколько я помню, - с недоумением, но не убирая с лица улыбки ответил Гин. Куросаки Ичиго. Имя откликнулось тугим комком боли внутри. Правильно помнит, значит. - Веди меня, - сказал Пустой. - Я хочу с ним поговорить.
За чашкой кофе без молока и без сахара приходят только горкие мысли с привыкусом недавно выкуренных сигарет. Правда, я не курила. За окном стучат ледяные капли осенних слез. Правда, осень не плачет. Слова льются сами собой, совершенно не контролируемые сознанием. Правда, я и не пытаюсь это делать. В голове что-то шуршит, смеется и тихо меня ненавидит. Правда, я не могу ненавидеть в ответ. Потому что глупо и слишком безумно. Впрочем, кто отменял небольшое безумие? Кто отменял кумиром Джокера и надеждой - хаос? И кто говорил, что невозможно внезапно, ни с того ни с сего, взять и сойти с ума? Не желая? Не мечтая? Но боясь? Не ожидая Получив. И устроить апокалипсис. В себе, а затем и в остальных. И будет страшно страшно страшно страшно смешно смешно смешно смешно смешно смешно и больше никогда снова не будет страшно. Потому что станет до безумия весело. Впрочем, я буду уже безумна. Тогда весело до... адекватности? До пустоты. До смерти.
Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология Предупреждения: OOC Размер: планируется Мини, написана 1 страница Кол-во частей: 1 Статус: в процессе написания
читать дальшеЕсть жизнь. Каждый день, прожитый в ней. Живешь, и вроде бы все такое цветное, понятное, привычное. Но что-то давит. Черное, тянущее, болезненное. Ты оборачиваешься, чтобы рассмотреть получше, но это нечто постоянно ускользает, оставляясь где-то на периферии зрения. Ты не можешь увидеть, но чувствуешь. Хотя лучше бы было наоборот. Оно тянет к тебе щупальца. Обхватывает шею и душит, душит, доводит до полубессознательного состояния и лишь потом отпускает, оставляя тебя судорожно глотать спасительный воздух. Но тебе настолько больно, настолько тяжело, что лучше бы ты умер, не вдыхал снова, не жил, не существовал. И когда это нечто почти подарило тебе спасительную темноту, оно тебя отпускает. И ты начинаешь ненавидеть и бояться это нечто еще сильнее. Ты бежишь. Убегаешь. Не выдерживаешь. Но это не отстает от тебя, как бы быстро ты ни бежал, как бы хорошо ни прятался. Оно всегда следует за тобой мрачной тенью. Ты сам привязал это к себе. Оно казалось вначале чем-то безумно радостным, ярким, светлым. Ты словно мог научиться летать благодаря этому. Какая глупая и безумная иллюзия поглотила тебя! Ты привязал. И тогда это проявило свою истинную гнетущую сущность. Каждый день ты просыпаешься с надеждой, что все это был кошмарный сон, что ты откроешь глаза, а на краю видимости больше не будет ожидать это. Но надежда оказывается безумной и несбыточной: ты снова видишь это рядом. Казалось бы, к этому можно привыкнуть, смириться. Невозможно. Каждый раз боль сильнее прежней, будто бы новая, всегда непривычная и ужасная. Муки, муки, бесконечные, непереносимые Но ты выдерживаешь раз за разом. Смываешь слезы, пытаешься забыть собственные крики, ведь ты не в силах терпеть такую боль молча. Стараешься не обращать внимания на искусанные в кровь губы. Разодранные собственными ногтяи ладони, руки, плечи. Поднимаешься с ледяной земли. И идешь. Пытаешься забыть только что происшедшее. Кажется, получается. Вот, почти. Просто показалось. Плохой сон. Да, просто сон. Но это снова протягивает щупальца и хватается за твое горло, принимаясь вновь душить. Бесконечное количество раз. Вечность жить тебе с этим. Никто не поможет. Не убьет тебя. Не избавит от этого. Это твое собственное наказание. За то, что осмелился полюбить.
Сердце громко стучит, и кажется, что даже он услышит его стук. Дыхание сбивается, и ты не можешь от смущения и внезапно нахлынувшего страха поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. Немного страшно, немного радостно и ужасно волнительно. Язык заплетается, невозможно связать и пары простых слов. Мыслей в голове просто нет. От этого смущаешься еще больше и нервно теребишь руками прядь волос или край одежды. Любовь, скажете вы? Простая влюбленность, отвечу я. Любовь не описывается участившимся дыханием. Рядом с любимым тебе не может быть некомфортно. Любовь - ощущение тепла прикосновений, желание увидеть взгляд и любоваться улыбкой. Это громкие споры и не менее громкий смех, это ругань за мелкие провинности и необходимость прикоснуться в трудную минуту. Это чтение мыслей, понимание жестов, синхронное тихое дыхание и ощущение безграничности мира. Всегда помощь, всегда поддержка. Ненавязчивость и ненасытность приходят к компромиссу, несовместимые черты характеров идут рука об руку, совмещаясь узором рваных краев. Глупость, скажете вы. Истина, пожму плечами я.
Описание: Все вокруг является мусором, пока этот самый мусор не нарушает то, что казалось тебе глупой повседневностью, а на деле было жизненной необходимостью.
Посвящение: Grimmm666
Публикация на других ресурсах: С разрешения и с шапкой
читать дальшеПервая ошибка Улькиорра Шиффер не помнил своего прошлого. Все его воспоминания состояли из бескрайних пустынь, ничтожных соперников из бесконечной борьбы за выживание. Лишь иногда обрывками мелькал детский смех, тепло чьих-то рук, ласковые улыбки… но все это быстро исчезало с криками, болью и страданием. И темнотой. А потом снова пустыня, снова сражения, снова выживание. Его это устраивало. Ничего другого он и не знал. Ему никто не был нужен, никто не был важен. Все было пылью, глупостью, мусором. Никто не заслуживал его внимания на срок больший, чем один удар. Для него – один из тысяч, для врага – последнее в собственном жалком существовании. Но потом все переменилось. Ему дали хоть какой-то смысл жить – за это он был готов пойти за Айзеном до конца. Но даже это отошло на второй план после того, как он встретил перевернувшего все его мировоззрение с ног на голову. О да. Несносный кошак. Вечно в движении, вечно в эмоциях. Шиффер его за это просто ненавидел. В Гриммджо одновременно помещалось столько чувств, сколько он не мог себе даже представить. Все чувства Шиффер считал мусором, и этого мусора в шестом эспаде было просто невообразимое количество. Они сражались. Много раз этот идиот приходил к нему, Шифферу, с крайне наивной мыслью о возможной победе – и каждый раз снова и снова натыкался на фатальный провал. И каждый раз он думал, что вот, все, это был последний раз. Но поневоле ждал нового появления Гриммджо, и тот не заставлял себя долго ждать. - Зачем ты снова пришел? – спросил он как-то. - Я хочу надрать твою тощую задницу! – ответил он, сплевывая кровь и отбрасывая назад отросшие на время перемены формы синие волосы. Порядком израненный, еле стоящий на ногах, но все еще рвущийся в битву. - Зачем? - Чтобы не видеть эту пофигистическую рожу хоть раз! Тогда у него этого не вышло, как и в последующие разы. Это становилось странной и непонятной традицией, отчего-то не вызывавшей в Шиффере желания когда-нибудь все-таки добить его окончательно. Гриммджо стал его собственным спасением от этой гниющей бессмысленной пустоты. Он скрашивал эту серость, он был похож на глоток свежего воздуха после удушающей затхлости этого опостылевшего места. Шиффер был ему за это благодарен – но то никогда не узнает о его благодарности. Однажды Гриммджо ворвался к нему в комнату – как обычно, без стука и приглашения, но Шиффер и не думал его прогонять. Что-то странное шевельнулось внутри – неужели он рад его приходу? Но в этот раз арранкар не вызвал его на реванш, коих по логике нужно было устраивать далеко не один и даже не сто после всех его поражений в битвах с Улькиоррой. - Вы привели ее? – с порога задал он вопрос. Шиффер мог бы даже удивиться такой перемене поведения и тому, насколько был Гриммджо взволнован. Его беспокойство, казалось бы, можно было потрогать руками. - Кого? – ровным холодным голосом спросил он, не отводя взгляда от его голубых кошачьих глаз. - Рыжую… девку. - Как приказал Айзен-сама. Губы Гриммджо расползлись в улыбке, обнажая кошачьи клыки. - Это шикарно! Пойду проведаю нашу пленницу. - Какое тебе до нее дело? – спросил Улькиорра. Шестой, уже собравшийся было уйти, обернулся через плечо, ехидно усмехаясь. - Больно девка нравится. Рыжая, наивная… а фигура какая? Обалдеть просто! Дверь захлопнулась с громким стуком, и шаги Гриммджо вскоре затихли вдали. А Шиффер почему-то впервые пожалел об исполненном приказе.
Вторая ошибка
Гриммджо перестал к нему наведываться каждый вечер, и Шиффера это начало раздражать. Становилось монотонно и скучно, и от этого на душе было гадко и противно. Именно поэтому. Да. Спустя три дня Гриммджо объявился. - Ты не поверишь! – воскликнул он и бесцеремонно рухнул на кровать Шиффера. Улькиорра мельком взглянул на гостя, не веря своим глазам – он уже и не думал, что шестой снова объявится. На душе стало как-то не по себе. Безразличие сменилось странным и тянущим чувством. Улькиорра был действительно рад его видеть, и от этого странное ощущение лишь усиливалось. Он чувствовал себя медленно тонущим, словно его что-то сдавливало со всех сторон, не давая вздохнуть. А потом он будто бы падал в бесконечную пропасть. И если закричит, то никто его не услышит. Но он не станет кричать и просить о помощи. Мусор помочь не может. А все вокруг – мусор. Абсолютно все… Но почему так хочется сделать исключение для этого синеволосого придурка? - Довольно самоуверенно утверждать о том, во что я поверю, а во что – нет, - ответил Улькиорра, справившись с непонятным ощущением хотя бы на время. - Но все же? - Эта рыжая оказалась еще лучше, чем я думал! Это Шиффер меньше всего хотел слышать. - Разве? Обычный мусор. - Не-е-е-ет, - Гриммджо вытянул руку вверх, к потолку, и погрозил ему пальцем. – Далеко не обычный. Глупая, наивная, но жутко милая. Одно удовольствие. - Рад за тебя. Но мне это на что слушать? Иди к ней и развлекайся. Шестой фыркнул. - Надо же мне было с кем-то поделиться. - Вижу, она тебя так захватила, что даже твое наивное желание меня одолеть куда-то делось. Тот лишь махнул рукой. - Ты никуда не денешься, а вот она… надо с ней побольше времени провести, пока есть возможность. Противно… это слышать. - Тогда и вали к ней. - Да иду я, - и снова хлопок двери. Что-то внутри разрушалось. Такое непонятное, едва ощутимое. Странно. Он всегда думал, что ежедневные вызовы, драки, его ухмылки, самоуверенные выпады будут чем-то постоянным. Что это будет всегда, и ничто это не отнимет. Но теперь… Теперь все ушло. Почему-то захотелось что-то сломать. Себе, кому-то другому – неважно. На душе давно не было так паршиво. Не так. На душе никогда не было так паршиво. Ему ведь должно быть все равно – так отчего так плохо? Неужели он так зависим от этого несносного кошака? Неужели он сам хотел этих встреч? Но даже если и так… У него это отняли. Или он сам отнял, считая это обязательной повседневностью, которая никуда не уйдет? Отчего же так плохо? Почему хочется еще раз посмотреть в его глаза с нахальными искрами, горящие огнем во время очередного сражения? Почему хочется смотреть, как он замахивается в очередной раз мечом? Битва – его стихия. И пусть он во много раз слабее. Шиффер сражается при необходимости, но вот он… он действительно живет во время битв. Быстрые движения, просчет поведения противника, ощущение собственной силы – для него это все подобно настоящей жизни, которую они оба уже давно утратили. И он был готов стать тем, кто будет дарить ему эту жизнь. Он сам хотел видеть его в эти моменты. И чтобы больше никто не видел его таким. А сейчас… Гриммджо будто бы тоже зажил. С этой женщиной. Но теперь не он давал ему эту жизнь, а она. И это раздражало. Его словно заменили. Мусором. Вдвойне раздражает. Пойти бы и убить эту женщину. Но нельзя. Приказ, да и кошаку будет больно. Почему он не хочет, чтобы ему было больно?...
Третья ошибка
Улькиорра не мог понять, что с ним происходит. Обычно ясные, четкие и только по делу мысли, похожие на ровный военный строй, сейчас превратились в беспорядочный клубок запутанных нитей. Голова болела уже не переставая. Спасибо, что руки еще не тряслись. Было тяжело. Невыносимо тяжело, да и природу этой тяжести он не мог понять. Гриммджо был причиной его состояния, но почему? Что такого случилось, что он вдруг стал думать о нем каждый миг своего существования? Существования… да, именно так. Он стал лишь существовать после того, как никто к нему не врывался в комнату, распахивая дверь ногой, не вызывал на «реванш», не грозился в этот раз побить, не зализывал потом раны с вечным бормотанием «В следующий раз я тебя побью, ублюдок!» Его голос прозвучал в голове так ярко, что Шиффер обернулся на дверь. Нет, закрыта, как и уже много дней подряд. И только сейчас он понял, что все это время ходил по комнате в ожидании чего-то непонятного. Его просто заменили. Ведь он всегда здесь будет, да? Так почему бы на время не забыть про эту игрушку и не увлечься той, новой, которая может пропасть? «Женщина отобрала у меня все». А что значит «все»? Ежедневную необходимость доставать собственный меч и раз за разом вбивать глупую кошачью тушу в песок? Ему нет удовольствия сражаться, это лишь необходимость. Но почему он всегда соглашался? Что для него это все значило? Оглушительный грохот прорвался в его мысли, запутав их еще больше. Шиффер обернулся и с недоверием уставился на чью-то бессовестную тушу, которая снова разлеглась на его кровати. - Ненавижу эту девку, - раздался глухой и злобный голос шестого, уткнувшегося носом в подушку. Что-то оборвалось внутри. - Почему? – но голос будет холодным и безразличным, как всегда. - Она хочет домой. - Это нормально. - Нет! – рявкнул он, и собственная подушка Шиффера была легко перехвачена в воздухе. – У нее есть я! Так на кой черт ей этот дурацкий дом?! - Ты просто не понимаешь. Для человека дом – нечто большее, чем просто здание. - И что с того?! Она просто плюет мне в лицо! - Женщине просто нужно время. Гриммджо посмотрел на него исподлобья. - Ты так в этом осведомлен? - Просто я не такой же ничего не замечающий идиот, как ты. Зачем он ему помогает? Зачем успокаивает, объясняет всю эту чушь? Какое ему дело до его отношений с этой женщиной? Его заменили, его забыли, выбросили. Но если он хочет, чтобы его снова вспомнили, то зачем так препятствует этому? Ведь если они переругаются, что тот просто забудет про нее, и все закончится. Снова ежедневные попытки сломать его дверь, снова наивные заявления… Но почему в голове стойко бьется мысль, что все так просто не вернуть? Что ему будет плохо, что он просто так не оставит, не вспомнит его?... «Не хочу, чтобы ему было плохо». Но что тогда остается? Смотреть на его периодические приступы ярости из-за очередной непонятной фразы, слушать его гневные тирады, а потом называть идиотом и разъяснять что к чему. Успокоить, увидеть его неуверенную улыбку, услышать шаги, звук захлопывающейся двери. Понять, что он пошел к ней мириться. Ему так будет лучше. А ты… Так ты будешь видеть его хоть иногда. И он ведь тебе доверяет, поскольку приходит именно к тебе. Хоть какая-то возможность… Возможность чего? Он не мог понять. Но он будет ждать его очередного шумного появления. Ведь тогда он ему нужен.
Четвертая ошибка
Этим вечером Шиффер себя поздравил. Он стал полноценным мазохистом. Он потерял счет дням – ему просто не было необходимости их считать, как и часы, минуты, секунды. Он считал только появления Гриммджо. Сколько раз он приходил к нему в ярости, вначале падая на кровать и глухо бормоча что-то в подушку и лишь затем пытаясь пробить стену или спинку кровати кулаком. Сколько – впечатывая дверь в стенку и радостным голосом что-то возвещая так громко, что наверняка и вне стен замка все было слышно. Улькиорра мог уже по первым секундам понять, что случилось, чем помочь, о чем поговорить, чтобы успокоить или усмирить несносного кошака. Разумеется, с обычным, ничего не показывающим выражением лица, холодным голосом и привычным «мусор» в адрес женщины. Он не врал, он действительно всех считал таковым. Что бесполезно, то мусор, а ему ничего не было необходимо… до недавнего времени. Теперь появления Гриммджо, пусть не ради него, Шиффера, а ради себя или же своей женщины, или же своих отношений, были для него необходимостью. Сам шестой для него стал необходимостью. Женщина же странным образом даже на мусор уже не тянула – слишком слабо. Непонятное отклонение от прежнего безразличия удивляло его и даже немного пугало. Это было неестественно для него. В поисках ответов на возникшие вопросы он пытался вспомнить хоть что-то человеческое, нечто давно забытое, ему принадлежащее и одновременно с этим уже давно отобранное временем и случаем. Но память подводила и не желала вспоминать то, что было так ему нужно. Другие возможные источники ответов были или ему противны, или же недоступны в силу банального отсутствия в этом мире. В другой же он не шел из чистых принципов. Люди – мусор, их мир – глупость, только для них и созданная. А он не человек. Но каждое появление шестого дарило секунду легкости, а затем часы мучений и вопросов. Шиффер думал, что способен справиться с любым врагом. Но что делать, если враг – он сам? Но как бы тяжело ему ни было, он все равно слушал, называл «идиотом», но помогал. Не получал даже «спасибо», но оно и не было нужно. «Просто видеть». Успокоившегося, улыбнувшегося, довольного… Счастливого. Иногда Шифферу казалось, что ответ на все его вопросы был один-единственный, до банальности простой. Он был на грани сознания, вот-вот должный облечься в какую-то четкую и ясную форму, еще чуть-чуть… но в самый последний момент он утекал сквозь пальцы, таял во мраке, ускользал обратно в темноту. С ним играло его собственное сознание. Это даже не раздражало. Это уже бесило. Он был бессилен, и это было хуже всего. Просыпалось что-то жгучее, жестокое, яростное, не дающее покоя. Пока лишь росло и крепчало, но со временем это нечто вырвется наружу и попросту уничтожит все, до чего дотянется. Так продолжаться не может. В этот раз Гриммджо не ломал дверь и даже не падал на кровать. Тихо вошел, тихо сел и уставился в стенку напротив ничего не выражающим взглядом. Шиффер мог бы заметить, но то жгучее нечто достигло пика, клокотало внутри, ослепило его, не давало покоя, терзало и медленно убивало. - Зачем пришел? – даже обычно холодный голос едва не сорвался. – Поссорились, помирились, все хорошо, все плохо? Гриммджо перевел взгляд на него и вздрогнул от того огня ненависти, что был в его глазах. - Улькиорра? - Убирайся, - проговорил Шиффер, сохраняя тон, но не контролируя взгляд. – Мусор. Шестой не взорвался, как ему было положено. Не набросился на него, не атаковал кулаком стену. Послушно поднялся и тихо пошел к выходу, обернувшись в конце и сказав: - Я всего лишь хотел… рыжая… с ней все. И аккуратно прикрыл за собой дверь. А Шиффер все так же стоял на месте. Лишь потом он понял, что больше к нему Гриммджо не придет.
Пятая ошибка
*творческий кризис. Личные проблемы. Простите меня. Вышло что-то странное, надеюсь на понимание :/*
Шло время, но оно не приносило облегчения. Всплывшая из ниоткуда фраза "Время лечит" оказалась гнусной и отвратительной ложью. Время не лечило, о нет. Оно убивало, сжигало, травило, уничтожало, медленно и болезненно. Каждая мысль о собственном срыве словно в очередной раз резала по нему невидимым лезвием. Лезвием, которое было острее его собственного меча в миллионы раз. И боль была куда невыносимее. Она не проходила. И даже привыкнуть к ней было невозможно. Он пытался успокоиться. Дрался с другими членами Эспады, унижал женщину. Стремился получить от Айзена как можно больше работы, чтобы утонуть в ней с головой. Никогда еще эмоции не захлестывали его так сильно. Он был вообще на них достаточно скуп, но теперь... казалось, что он был неким сосудом, в которое пытались вместить куда большее количество жидкости, чем он мог в себя вобрать. И его разрывало. Шиффер даже не помнил, когда произошел тот последний разговор, если его можно было таковым назвать. Но он оказался прав: больше Гриммджо к нему не приходил. Но он часто видел его издали: сражающимся, с кем-то спорящим, убегающим куда-то прочь от замка. Шестой перестал смеяться или улыбаться - неужели расставание с кем-то может так сильно на кого-то повлиять? При такой мысли Шиффер невольно усмехнулся. Еще как может. Он сам вполне подходит для примера. Великий Айзен. Он усмехается. Он! Усмехается! Эти эмоции нужно куда-то излить. Но они подобно какой-то липучей дряни отказывались куда-либо уходить. Намертво приклеились. Паразиты. Точно, паразиты. Очень подходит. А время шло. И жгло, и топило, и уничтожало... Иногда хотелось что-то разрушить. Иногда - кого-то убить. А иногда хотелось и сдохнуть самому. Пойти к Первому и попросить о небольшом одолжении. Тот на него давно зуб точит, будет только рад оказать подобную услугу. Но что-то держало. Гордость? Долг? Он не знал. Ничто из ему известного он не знал. "Надежда", - однажды проскользнуло в мыслях странное слово. Он не помнил его значения. Но где-то на грани сознания он понимал, что это слово очень подходит его состоянию. А появления Гриммджо были и чем-то положительным, и негативным одновременно. Раздражало и успокаивало. Приносило боль и радовало. Потому он не знал, как отнестись к новому приказу. "Отправиться в Каракуру вместе с Шестым на разведку". Он не хотел выполнять этот приказ. Но разве это обсуждалось? Айзен-сама приказал. Они отправились почти сразу. Молча, не переговариваясь. Будто бы отдельно друг от друга. Незнакомые, но сведенные временной общей целью. В том мире была ночь. Быстрый осмотр города не дал никаких результатов - враги спали. Глупо и банально. Мусор. - Ждем до утра, - холодно сказал он, опускаясь на крышу одного из домов достаточно далеко от Куросаки Ичиго и остальных, чтобы никто не почувствовал их реяцу. Сел и почувствовал, как Шестой следует его примеру, опустившись на другой стороне покатой крыши. Ночь была ясная, полная луна ярко светила на черном небе, но звезды не было видно из-за городских фонарей. Впрочем, красота окружающего мира Шиффера никогда не интересовала. Мимолетна и ненадежна эта красота, бесполезна и потому недостойна его внимания. Глупо уделять внимание подобной чуши. Но вот тот, кто по-кошачьи разлегся совсем недалеко от него... вот это волновало. Он повернулся, чтобы украдкой взглянуть на того, кто впервые за долгое время оказался так близко. Не изменился, что, впрочем, совершенно неудивительно. Явно напряженный - неужели ему тоже непросто находиться рядом? Мысли невольно возвращались к последнему разговору, после которого они не говорили. Шиффер множество раз разглядывал его. Казалось бы, знал наизусть каждую черту его внешности. Но это занятие никогда ему не надоедало. Ярко-голубые волосы, закрытые сейчас кошачьи глаза, острые высокие скулы, широкие плечи... все, все ему было знакомо. И почему-то в душе появилось странное приятное ощущение от его вида, от возможности снова быть так близко к нему. - Может, прекратишь разглядывать меня? - внезапно подал голос Гриммджо, открывая глаза и пристально смотря на него. - Не знаю запретов на подобное, - холодно ответил Шиффер, не отводя никуда взгляд. Повисла тишина. Что-то снова поднималось в душе. В душе? А она у него вообще есть? - Почему ты меня прогнал тогда? - а вот это вызвало внутри что-то, явно напоминающее взрыв. И это снова начинало раздражать. А на фоне постоянного и совершенно непонятного состояния все это долгое время это дало невообразимый эффект. Шиффер никогда не кричал. И вывести его из себя было почти невозможно. До сих пор это удавалось только одному существу. И это самое существо сейчас смотрело прямо на него. И он сорвался. - Ты вечно доставал меня. Вначале приходил с глупым желанием победить меня. Снова и снова проигрывал, но все равно возвращался. Это я терпел. Но когда ты начал мне постоянно ныть, жалуясь на женщину, мне надоело. Я не мог это слушать, это раздражало, - монотонно проговорил он. Шиффер не умел кричать. Но злиться и ненавидеть он научился. А Гриммджо смотрел на него вначале удивленно, но затем его губы почему-то растянулись в широкой ухмылке. - Ты ревновал, что ли? Тут Шиффер понял, что попал. И не слова дали ему это понять, а ухмылка Шестого. Он что-то задумал. А вот слова... слова снова подтолкнули его к ответу на все его вопросы, что всегда мелькал на грани сознания. Ревность?.. Ревность... Любовь? Неужели он...?
Шестая ошибка
А молчание уже становилось подозрительным. А ухмылка Шестого становилась все шире. Любовь... что это вообще такое? Шиффер не знал такого чувства - так, по крайней мере, он думал до сих пор. Теперь же это странное слово вызывало непонятный, тянущий, но безумно приятный отклик. Что-то теплое, близкое и очень важное. Но Улькиорра все равно не мог гарантировать, что его чувства и отношение к Шестому можно обозначить именно так. Все эти отклики и прочие странности - одно, но ему необходимо понять точное значение этого понятия - любовь. Сейчас он был зол. Смотрел на ухмыляющегося Гриммджо и злился все сильнее и сильнее. Хотелось врезать, стереть эту усмешку с его наглой рожи. Шестой выводил его из себя. Постоянно нарушал его покой, сметал все его ментальные преграды. Холодность, отчужденность, спокойствие и абсолютное повиновение приказам без малейших сомнений - все это уничтожалось Гриммджо одной фразой, взглядом, жестом... чем угодно, но в поразительно краткие сроки. И такая его способность тоже раздражала. Взрыв хохота прервал самокопание. - Ты сейчас похож на ребенка, пойманного за кражей конфет. Спалился, а все равно возмущаешься, - проговорил он сквозь смех. - Откуда тебе вообще известно, как выглядят дети, ворующие сладкое? - парировал Шиффер, неведомым образом сумевший сохранять свой привычный тон. Впрочем, Гриммджо это не обмануло. - Понятия не имею, - ответил он, задумавшись. - Отголоски прошлой жизни, думаю. Обычно такие штуки меня не обманывали. Улькиорра промолчал. - Знаешь, - снова заговорил Шестой, смотря в темное небо. - Мы ведь умерли. Просто существуем, да? И, будучи черт знает кем на грани жизни и смерти, мы лишаемся чего-то. Разных вещей. Забываем. Может, если мы когда-нибудь это вспомним, мы и жить вроде как начнем? Шиффера передернуло. Думающий Шестой, да еще и озвучивающий мысли вслух был для него чем-то из ряда вон выходящим. Он никогда об этом не задумывался. Провалы в памяти были для него чем-то нормальным, вполне естественным, а потому менять ничего и не хотелось. Но теперь, когда что-то вспоминается само собой... - Давно ты начал вспоминать? - спросил он. - С тех самых пор, как причиной драк с тобой стало не только желание вбить твою бошку в песок, но и увидеть что-то кроме абсолютного пофигизма на твоей роже. Улыбку, например. Давно уже хочу увидеть, как ты улыбаешься, - Гриммджо усмехнулся и взглянул на него. - О. Ну или такие круглые глаза. Знаешь, тебе идет. Шиффер постарался вернуть лицу обычное выражение. - Ходить с круглыми глазами мне идет? Гриммджо снова ухмыльнулся, поднялся на ноги и вплотную подошел к нему. - Нет, просто показывать свои чувства, - после чего наклонился и почти невесомо коснулся его губ своими. Вот тут глаза Улькиорры приняли воистину большие размеры. Заметив это, Гриммджо отстранился и громко расхохотался. - Шикарно, просто великолепно! А Шиффер тем временем пытался привести мысли в порядок. Никогда бы он не подумал, что поцелуй настолько выведет его из равновесия. Он даже мысль о поцелуе не допускал! Впрочем...иногда...когда Гриммджо уходил к своей женщине, оставляя его одного... Они никогда не понимали друг друга. Четвертый и Шестой были друг для друга всегда чем-то непонятным, глупым и странным. Очень далеким, очень отличающимся. Но теперь Улькиорра смотрел на того, кто почти каждую ночь приходил к нему, чтобы сразиться, чтобы победить и поменять хоть что-то, а затем рассказывал о его отношениях с женщиной, спрашивал совета, смотрел на его реакцию... И он понял. Да и трудно было не понять. - И давно? - достаточно было лишь такого вопроса. И в качестве ответа хватило лишь короткого кивка. Они до сих пор оба не могут вспомнить, что такое любовь. Но не нужно знать такие вещи. Такие попытки - большая ошибка. Их нужно чувствовать. А чувствовать Шиффер научился.
Он тогда еще не понимал, почему отпустил, почему хотел помочь. Он ему казался лишь врагом, которого надо победить, но не обязательно добивать. Помощь же казалась ему спонтанной, очередным приступом собственного глупого великодушия. Ну да, ну помог. И забыл… не более того. Но шло время, а та ситуация, именно он, именно этот враг не выходил у него из головы. Днем в любом клочке ярко-голубого цвета он видел его волосы, такие яркие и необычные… впрочем, не ему судить о необычности волос. Ночами же ему снилось что-то… странное. Он никогда не помнил, что именно, но каждый раз просыпался с солеными дорожками слез на щеках и никак не мог понять, почему плачет. Он понимал, что больше никогда его не увидит. Он даже не знал, выжил ли его враг (ведь враг?). Никогда не узнает, ведь всякие иные миры, силы шинигами и прочий бред ему теперь недоступны. Он теперь живет обычной жизнью. Такой, о которой мечтал все свои шестнадцать лет. Тогда почему он не рад? Почему не забывает о том, что прошло? Почему ему всюду мерещится тот цвет, его цвет?.. Идут дни, а воспоминания превращаются в путы, сдавливающие, связывающие по рукам и ногам, перекрывающие дыхание. Он просыпался ночью в холодном поту и совершенно ничего не помнил. Разве что блеск глаз, хитрую улыбку. Разве что вкус поцелуя на своих губах. Он не понимал, не хотел понимать. Никому не хотел говорить, да если бы и захотел, то не знал, что именно сказать. Да и вряд ли кто его поймет… Очередная ночь. Очередной сон, очередное болезненное пробуждение со слезами на щеках. А на подоконнике чья-то тень. Нужно открыть, посмотреть… ведь искра надежды, яркая, цвета его волос, все же теплится в душе. Но нет, не он. Судорожный, почти истерический смех. Что за глупость пришла ему в голову. Он же не… Влюблен? Слышит тихий шепот. - Не можешь забыть, - скорее утверждение, нежели вопрос. Молчание в ответ. Смысл отвечать? Повязка закрывает глаза. Что? Зачем? - В темноте я могу быть кем угодно. Думай о нем. А затем… поцелуи, вначале неловкие и робкие, но с каждой секундой все более обжигающие и жаркие. Он слышит собственный голос, шепчущий имя из собственных снов, ведь он вспомнил… вспомнил каждый собственный кошмар, оказавшийся лишь безумной и несбыточной мечтой, которую он совершенно не хотел осознавать, не хотел понимать, не хотел запоминать и не запоминал и каждую ночь переживал заново. Но темнота и поцелуи, и жаркий шепот, и холодные руки. А в голове стоит образ, столь ярко ему запомнившийся. Первые мгновения в том холодном и пустом мире, где он чувствовал себя королем, где он был так красив с его насмешливой ухмылкой, предвкушением хорошей битвы, читаемом в его кошачьих глазах. С его яркими волосами, словно яркое небо в летний день, а может, словно чистейшие воды океана, омывающие какой-нибудь тропический островок. Тихие стоны в тишине. Безумно жарко, безумно хорошо. Грубоватые ласки, быстрые движения, обжигающий холод рук. И шепот, едва слышный. Шепчут его имя. Пальцы заплетаются в его волосах, и от одной мысли, что это именно тот самый Король, готов захлебнуться в море чувств и эмоций. И плевать, что утром вся ночь окажется ложью, очередным кошмаром-мечтой. Плевать, что снова будут слезы на щеках. Плевать, что та тень, каждый раз закрывающая глаза и просящая вспомнить – вовсе не он, а актер, фальшивка. Все это будет утром, все это будет завтра. А сейчас – желанный обман, временное исполнение мечты, недолгое счастье, минуты, ради которых он живет. И он будет слеп, он хочет быть слеп… И снова шепот: - Я люблю тебя, Гриммджо… Молчание, а затем тихое, едва слышное: - И я тебя, Ичиго. Лишь бы ночь длилась дольше… А все остальное – завтра. Безумные иллюзии
Ты не можешь больше так жить. Так ты себе говоришь каждое утро, еще до рассвета оставляя его, распахивая окно и исчезая в ночи, оставляя здесь, с ним, свое собственное сердце. И снова и снова тебя разрывает, хочется кричать, уничтожать все вокруг, убить их всех, ведь ты помнишь каждую ночь, каждые его слова, которые предназначены не тебе. Запоминаешь каждый его вздох, каждый жест, каждый поцелуй, каждый тихий стон. И даже доставляя ему все то удовольствие, ты чувствуешь себя чужим, зрителем, увидевшим что-то, не предназначенное для его глаз. Ты винишь весь мир и одновременно лишь себя. Ты ненавидишь его и в то же время понимаешь, что без него твоя жизнь оборвется в один миг. Ты от него зависим, как наркоман – от очередной дозы, как алкоголик – от очередной бутылки. Утром ты обещаешь себе, что больше никогда сюда не вернешься, кусаешь губы до крови и уходишь. Днем ты пытаешься не думать о нем, пробегаешь мимо него, словно бы не замечая. Уничтожаешь монстров, вымещая на них всю злость на него и на себя самого. Вечером ты пытаешься отвлечься, занимаясь чем угодно, пытаясь полностью погрузиться в дело, измотать себя до полного бессилия, чтобы просто заснуть. А ночью ты все равно поднимаешься с постели и сбегаешь через окно к нему. Видишь слезы на его щеках и готов отправиться туда, в иной мир, только чтобы убить причину его слез. Сердце гулко стучит, и ты не можешь смотреть на его страдания. Привычным движением достаешь повязку и каждый раз заново шепчешь ему: - В темноте я могу быть кем угодно. Думай о нем. А дальше – забытье. Касаешься его теплой кожи, запускаешь пальцы в ярко-рыжую копну волос, вдыхаешь его неповторимый запах – едва уловимый, напоминающий о солнце и лете (хотя скорее всего это кажется только тебе). Впиваешься поцелуем в его губы, кусая до крови – ты не хочешь причинять ему вред, но понимаешь, что тот именно так бы и делал. Движешься быстро, резко. Слышишь, как шепчут имя того самого, не твое, и становится ужасно пусто и ужасно горько. Но ты не хочешь видеть его боль, ты хочешь подарить ему несколько часов сладкой иллюзии счастья, которую он всегда принимает. И ты проглатываешь собственную муку, не даешь пролиться собственным слезам. Ты сам решаешься, прекрасно понимая, что он думает не о тебе. Ты сам ему так говоришь, но глупая надежда снова наивно что-то шепчет, не осознавая, что каждый раз наносит новую рану твоей душе. А утром, проснувшись, он примет все за сон и забудет, что именно твое лицо видит каждый раз перед тем, как позволить себе завязать глаза. И будет вражда на словах, и будет соперничество, и твое вечное «Не смейте сравнивать меня с Куросаки!». Да, это все днем. Глупая маска, а ты никчемный актер, едва прячешься за ложью, которая так и норовит треснуть и разбиться на тысячи осколков. Этот круг бесконечен, ты не можешь найти выход. Ты не знаешь, когда это началось. Но тебя это и не волнует. Тебе плевать на всех, лишь бы ты мог ночью к нему вернуться, снова завязать глаза, снова поцеловать, снова подарить сладкую иллюзию… Ты готов умереть за него, страдать за него. Ты готов терпеть любые его жалобы, всегда выслушать и помочь, всегда сорваться с места, если он попросит. Всегда подставить плечо, всегда утешить. Ты его не бросишь, не предашь. Ты всегда будешь с ним, пока он сам тебя не оттолкнет… Он не отталкивает, но и не просит рядом. Самоуверенный болван… Ты ненавидишь собственную слабость, ненавидишь собственные чувства, свою душу за каждый болезненно-сладкий оклик при его появлении, свое сердце за жуткую боль. Ты ненавидишь себя за такую любовь… Но все равно наступит новая ночь, и сколь много раз ты себе не сказал о том, что более не пойдешь туда, что должен все забыть, должен начать жизнь заново… в темноте все убеждения и мысли, накопившиеся за день, рассыпаются, сдуваются ураганом чувств… Для тебя это тоже иллюзия, ведь тебе дана возможность с ним все это время, пусть и в качестве другого. Ты веришь, что сейчас он принадлежит тебе и только тебе. Ты можешь касаться его где угодно, целовать где угодно, прижимать к себе и не отпускать… Именно в эти несколько часов ты живешь. А день… а день ты потерпишь.
Безумные мечты
Этот мир отличается от других своей пустотой и холодом. Даже ветра здесь нет в качестве вечного спутника. Но жестокости здесь не больше, как ни странно это осознавать. Короли никогда не должны показывать своей слабости. Они должны быть сильными, непреклонными, способными повести за собой остальных, иначе их просто растопчут некогда бывшие подданными. Короли должны быть быстрее всех, смелее всех, крепче всех, справедливее всех… сильнее всех. А любовь – зависимость от кого-то – признак слабости. Поэтому я не должен любить. Моя жена – битва, моя любовница – победа и ее неповторимый вкус. Вот все мои отношения. Звон стали – вот что я хочу слышать. Запах крови – вот что меня пьянит. Но так было до недавнего времени. Теперь я не могу спать, потому что мне снится мой собственный грех. Грех, когда я хочу не битвы, а его прикосновений, когда я хочу слышать не сталь, а его голос, когда я хочу чувствовать не кровь, а его поцелуи… И это неимоверно бесит! Я чувствую себя последним слабаком, я ненавижу себя за эту страсть! Поначалу все казалось мимолетным увлечением. Мне просто нравится с ним сражаться, ведь он мне равен, ведь он такой же… Он просто красив в битве с горящими азартом глазами, с его огненно-рыжими волосами, с его нахальной и самоуверенной улыбкой. Он рожден для битв, как и я. Я пытался этим убеждать себя спустя день, два, три… на седьмой день я начал раздражаться. Предположил, что все от желания реванша, новой битвы. А на десятый день мне стали сниться эти паршивые сны. Я прихожу к нему ночью через окно в его комнату. Его лицо в слезах, он не может заснуть. Я каким-то образом понимаю, что плачет он из-за меня. Что-то дрогнуло внутри, я подхожу ближе, сажусь рядом, протягиваю руку, заплетаюсь пальцами в его огненных волосах, притягиваю к себе… и целую… И у меня сносит крышу, я набрасываюсь на него, словно на очередную жертву, очередного врага, а он отвечает тем же. И будто в нашей новой битве мы сражаемся за первенство. Движения резкие, быстрые, яростные. Его руки горячие, а мои - ледяные… Я нависаю сверху и на мгновение отрываюсь от его губ и словно пожираю его взглядом. Стараюсь запомнить его до мельчайших подробностей – полуприкрытые глаза, длинные ресницы, нахмуренные, как и всегда, брови, волосы, разметавшиеся по подушке, руки, судорожно сжимающие простыню… Его губы, шепчущие мое имя… Сердце болезненно сжимается. Почему я думаю, что это наша последняя встреча?.. А затем я просыпаюсь в холодном поту. Один и тот же сон преследует меня каждую ночь. Уже страшно заснуть. А еще больше бесит мысль, что мне ничего не стоит открыть проход и исполнить сон. И уже поднимаюсь на ноги, собираюсь исполнить задуманное, но каждый раз в самый последний момент останавливаюсь. Что я творю? Какого черта это все происходит? Я же не.. Люблю? Что-то внутри рвется, и в очередной раз от отчаяния разбиваю костяшки пальцев о стену. Я король, король! Короли не должны проявлять слабину, они не должны ни от кого зависеть! Не должны… Но я понимаю, что уже попался. Уже проявил слабину, уже полюбил. И хочется выть от этой мысли, кого-нибудь растерзать, уничтожить, кого-нибудь посильнее, чтобы потом долго зализывать раны и не думать больше ни о чем! Я король, слышите! КОРОЛЬ!... король… Но я больше не могу. Не могу видеть эти дурацкие сны, слезы на его глазах, эти поцелуи. Они уничтожают меня, разрывают. Лучше один раз побывать, все сделать и успокоиться. Ведь это просто похоть, ничего более. И не замечаю, как уже спешу к выходу, как открываю проход между мирами. Кажется, что я снова сплю. А как во сне я мог узнать, где он живет? Но вот такой же дом и то самое окно, распахнутое настежь. Встаю на подоконник, собираюсь с духом и заглядываю внутрь… И вот он. Рыжие волосы разметались по подушке, руки судорожно сжимают простынь. Но слез не видно – их забирает повязка на его глазах. И он не один. Его касается кто-то другой, целует кто-то другой. Я едва помню его, но все же узнаю. На его месте должен быть я! – проглатываю крик. Почему-то накатывает жуткая слабость, не могу даже двинуться. Что со мной? Неужели невозможность удовлетворить мимолетное похотливое желание может вызывать такую боль? Да что со мной, черт возьми? Я не люблю, не люблю! Я король, не смею любить!.. Но люблю. Не могу больше это видеть. Чувствую себя полным идиотом. Кретин, что за надежды? О чем я только думал? Чего я добивался? ИДИОТ!! Ненавижу себя! Слабость, чертова слабость! Слезы… откуда они. Почему? Никогда не плакал… не помню… Как я вернулся обратно?.. Память отказывает… чувства… не понимаю… Соберись, тряпка! Ты же король! Но перед глазами встает увиденная картина. Он не принадлежит мне. Какой же я… глупец… Соберись! На что я надеялся? На то, что сон окажется правдой? Что его слезы будут из-за меня? Соберись… Не могу. Слышу чей-то безумный крик. Боль, отчаяние, безысходность… сколько в нем чувств. Но кто кричит? Вокруг никого… Кажется, это мой собственный вопль. Я кричу? Разве?... Надо пойти спать… сон… опять приснится… но и пусть… я слишком устал… А остальное – завтра… Если оно только наступит для меня.
Безумные надежды
Очередной безумный сон. Он снова ничего не видит – повязка на глазах, пропитанная его же слезами, закрывает весь обзор. Но он не жалуется. Ведь так он может быть с ним. Коснуться рукой чьей-то кожи и отчаянно верить, что рядом с ним тот самый, ему необходимый больше воздуха, больше жизни. Поцеловать чьи-то губы и наивно полагать, что это именно он так яростно отвечает тебе. Но повязка не позволяет взглянуть в столь любимые кошачьи глаза с вертикальными зрачками, не дает любоваться его волосами цвета неба… или лазурного океана, как удобнее. Он до судорог хочет увидеть его лицо с вечным дьявольским оскалом и его тело, которое сам в свое время так сильно изранил. Наверняка остались шрамы… он бы разглядел их в темноте и не оставил без поцелуев ни один, словно бы извиняясь за каждую рану, нанесенную его мечом. Он хочет видеть его лицо, когда тот достигает пика блаженства, когда он рычит от удовольствия, когда он смотрит на него и только на него. Но что-то внутри не позволяет ему поднять руки и снять эту осточертевшую ткань. Какое-то странное ощущение, что все, что происходит – страшный обман, жестокая иллюзия, несбыточная мечта. Он что-то явно забыл и не хочет вспоминать, но только что?... А дальше не дает думать затягивающее в беспамятство удовольствие. Рядом с ним именно тот самый. Зачем ему еще что-то? Но если все так… отчего так больно? Что же он забыл?... Неважно... ведь эти руки, эти губы просто сводят его с ума… Он приходит каждую ночь… разве кто-то еще может так поступать? Затем все как в тумане, всплеск эмоций, взрыв, пламя внутри обжигает. Со стороны он слышит собственный стон, а через пару мгновений – его рык. И после все затихает. - Я люблю тебя, Ичиго, - слышит он шепот и невольно улыбается. Его любят. Его ОН любит. И рука сама собой тянется к повязке, стягивает ее вниз. Он открывает глаза… И мир рушится. Не он. Не его волосы, не его лицо, глаза. Это не он… ЭТО НЕ ОН!!! Как?! Как так случилось?! Ведь каждую ночь с ним был так ему нужный, тогда почему сейчас… Его обманули… Так ему нужного никогда здесь и не было! И сны становятся абсурдом, кошмаром, жутким обманом, чем угодно, но только не той сладкой мечтой. И сердце кричит, а из глаз снова текут слезы. Не он, не он, не он!! За что так с ним?! - Что ты наделал?! – он срывается на крик и слезает с кровати, не желая видеть этого актера, обманщика. Он ведь был его лучшим другом, тогда зачем он все разрушил?! Зачем он обманывал, зачем он уничтожил дружбу?! - Я просто тебя люблю, - последовал ответ, но ему он не помогает, а делает только хуже. Ноги подкосились, он падает на колени. - Уходи, - шепчет он, не в силах сказать громче, закрывая лицо руками. Слезы, слезы… их так много… разве он не выплакал уже все, что мог? - Но… - ПРОВАЛИВАЙ!!! – яростный крик. Что угодно, лишь бы ушел. Он не хочет его видеть, не может, не в силах… Шорохи, звук шагов, а затем тишина… ушел… ушел… А так им любимый никогда и не приходил. Он больше не может… обман, все обман… лживая сказка… жалкий конец… А слезы все текут… И завтра для него вряд ли наступит… Безумные чувства
Темная ночь, а ты идешь по улице. Тебе плевать на воров, маньяков и прочую подобную чепуху. Сейчас это для тебя именно чепуха. Тебя шатает, ты не видишь, куда идешь. А смысл? Ты никому не нужен. Тебя не ждут даже там, где ранее, сами того не подозревая, ожидали каждую ночь. Тебя раскрыли, тебя узнали. Ты во всем виноват. Ты уничтожил крепкую дружбу, на что-то так глупо понадеявшись. Зачем? Тебе не хватало того доверия, что он тебе оказывал? Что ж, радуйся: теперь он тебя просто ненавидит. Еще час назад твоя жизнь вполне имела смысл. Теперь же она походила на миллионы осколков красочного витража. Ты сделал ему еще хуже, и ты это понимаешь. И от этого боль тысячью кинжалов пронзает твою душу, адским пламенем сжигает твою душу. Ты опустошен. Или же просто сошел с ума? А этот злорадный смех на грани слышимости… он кого-то другого, твоей ревности или же твой собственный? Ты не можешь дать ответа. Тебе все равно. Перед глазами темно, ты ничего не видишь, да и зачем? Тебе больше не увидеть его лица, его улыбки, его огненных волос. Ты ничего не ощущаешь, да и на что оно? Тебе больше не ощутить вкус его губ, жар прикосновений, болезненную сладость ласк. Ты ничего не слышишь. К чему это? Тебе больше не услышать его тихие стоны, ласковый шепот, безумно красивый голос. Ты превратился в бесполезную куклу. Зачем он снял эту повязку, эту грань между сладкой мечтой и жуткой реальностью? Зачем он разрушил… Но ты не имеешь права сваливать на него вину. Ты все затеял, лишь твоя вина. Ты не только себя уничтожил, но и его. Бесполезно… все будущее бесполезно. Ты сам не понимал раньше, что с каждой ночью любишь его все больше и больше. И плевать на безответность. Каждая секунда с ним ничуть не утоляла твою жажду, а во много раз ее умножала. И ты не понимаешь, как мог так сильно полюбить, но после этой мысли любишь его еще сильнее. Глупая марионетка, убившая своего кукловода. И трудно понять, кто из вас кто. Жить дальше… что за глупость. Тебе это кажется злой шуткой, издевкой, не иначе. Ведь никто не сможет понять твоей боли, никто не может тебя вылечить. Ты не замечаешь, куда пришел. Но рука жмет кнопку звонка. Чья это дверь, чей дом? Ты не знаешь, ты не видишь. Тебе все равно. Но вскоре дверь открывается, и кто-то смотрит на тебя. Ты пытаешься присмотреться, но видишь лишь чьи-то заплаканные глаза. Думаешь, что он сейчас тоже плачет по твоей вине, и сердце снова разрывается. В который раз… - Исида-кун? – голос слишком высокий… не его… девчоночий. Странно знакомый. Кто это? Волосы… почти такие же рыжие, как у него. Что-то вспоминаешь… - Я поняла… Что? Да разве она тебя поймет… Кто-то мягко берет тебя за руку и ненавязчиво тянет тебя в дом. Ты послушно идешь. Тебе просто все равно. Сажают на стул, немного после ставят стакан с чистой водой. Придвигают стул и садятся рядом с тобой. - Не уходи только в себя, пожалуйста. Это неправильно. Нужно жить дальше, понимаешь? Ты многим нужен. Ее слова кажутся тебе полным абсурдом. Кому ты можешь быть нужен? - Я тоже ни о ком не могла думать, когда Улькиорра-кун… но я поняла, что ошибалась, понимаешь? Я должна помогать, я должна еще отблагодарить за помощь. Нужно идти дальше. Тебе тяжело понять ее слова. Но что-то на грани сознания… - Давай будем вместе спасаться, Исида-кун? Вместе мы сумеем, я знаю. Мы еще нужны Ичиго. Нужны Ичиго? В тебе что-то вспыхивает. Надежда? Ты уже думал, что никогда не почувствуешь ее снова. Руки берут стакан с водой, ты поднимаешь взгляд на ту, что сидит рядом. И ты видишь ее теплую, полную сочувствия и доброты улыбку. И ты поверил, что завтра наступит.
Безумная реальность
Мне нигде нет места. Этот мир, другой… какая к черту разница? Много ли народу, мало… меня нигде не ждут. Я всюду чужой, всюду лишний. А тот единственный, кому я, возможно, был нужен, про меня забыл. Если я вообще когда-либо был ему нужен. Зачем, зачем это рыжий придурок спас меня тогда? Оставил бы дохнуть. И умер бы Король с честью… Но меня оставили. Король без королевства, ну надо же… И мечусь, заключенный в клетку собственных чувств. А хочется свободы, слышите? Свободы!! Но кто мне ее даст… смешно, но я сам. Неизвестно откуда взявшаяся… Не любовь же? Нет… о чем я… Короли не должны любить. Короли должны править, сражаться и убивать. Но не любить. Не наше это дело. Но почему тогда было так больно, когда я увидел его в объятиях другого? Почему меня словно придавило к земле, почему я не мог двинуться? Похоть, похоть… какая похоть? Короли не любят! Но тяжело. И давит, и гнетет. И воешь, и слышишь так, будто воет кто-то другой. И давишься каким-то комком в горле. Слезы… что за слезы? Я никогда не плакал… Короли не должны плакать! Мы не проявляем слабость… никогда… Разрывает на две части. До него и после. Да кто он такой?! Почему я все время о нем думаю?! Освободите меня от этих оков! Но задыхаюсь, меня все сильнее и сильнее сдавливает. Жадно глотаю воздух, но словно лишь сильнее зажимаю нос и рот. Из жара бросает в холод, из холода снова в жар. Невыносимо… А цепи все крепче обвиваются вокруг меня. И вокруг – пустота, бесконечность, абсолютное ничто. Темно ли, светло ли – мне не понять. И я один, но кто-то насмешливо шепчет что-то про собственную вину и глупость, наивность… кто-то смеется надо мной. Кто посмел издеваться над Королем?! Разорву!! Но даже дернуться не в моих силах. Что-то сильнее меня, что-то контролирует каждый мой болезненный вздох, каждое мое жалкое движение. Но что это? Вокруг никого… Что такое внутри меня самого? Это невыносимо… и каждая секунда с невыносимую вечность. Хочешь умереть, но не можешь даже на такой жалкий поступок, недостойный Короля. Ведь мы должны быть сильнее всех. Убить себя – слабость ничтожного. Я так жалок… и ненавижу себя за такую реальность… Я считаю себя Королем, но разве я такой? Я ни на что не способен теперь… без него… Но там меня не ждут… и ему я не нужен… А, может, к черту гордость? Кому нужен такой Король? Я устал. Устал от оков, устал от этих мук… мне нужно лишь один раз взглянуть на него, последний раз… и я уйду… Странное ощущение дежа вю… Снова проход. И нет никакого желания смотреть назад. Плевать, что вижу в последний раз. Я ненавижу это место. Эту клетку. С каждой секундой все страшнее. Я не смогу еще раз увидеть его не со мной… но какая мне разница? Я прощаться пришел… А его окно снова нараспашку. Он не один? Но он один. Дрожит на полу. Тихие всхлипы… плачет? Неужели тот его обидел? Сделал больно? Видимо, надо будет еще того убить… за его слезы… за каждую слезу… Почему мне так больно видеть его таким? Его слабость мне противна потому, что это мой победитель, у которого не должно быть никаких слабостей? Вряд ли… но я же не люблю? Тихий шепот, но я слышу: - Гриммджо… Гриммджо… И сердце куда-то падает. И будто со стороны вижу, как бросаюсь к нему, сажусь рядом, поднимаю его на колени, беру двумя пальцами за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. - Это ты?! – он удивлен, но шепчет. Он еле сидит, так обессилел. Но у меня срывает крышу, когда я вижу его лицо. Вот он, такой же рыжий, такой же безумно красивый. И даже сейчас брови нахмурены. Ненормальный… А глаза… расширенные от удивления карие глаза… всё… Впиваюсь в его губы, кусая их до боли, обхватываю его за талию и прижимаю к себе, не в силах контролировать собственные действия. Мой, он мой и больше ничей. Неужели он всегда был моим? От такой мысли последние остатки мыслей уходят в никуда. Лишь чувствую, как он обнимает меня за шею и яростно отвечает на поцелуй. Подхватываю его на руки и несу к кровати. Вот что мне снилось. И потом не будет стыдно, плевать на все и на всех, кроме него, такого рыжего идиота, единственного и только моего. У нас впереди много времени. Завтра, послезавтра, много после. Я вылечу все твои раны, заставлю забыть о всей боли. Больше никуда не уйду, потому что… Люблю.